На обороте:
Книппер-Чеховой О. Л., 21 ноября 1903 *
4246. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
21 ноября 1903 г. Ялта.
Милая лошадка, я все это время выказывал свой крутой характер *, прости меня. Я муж, а у мужей, как говорят, у всех крутой характер. Только что меня позвали к телефону, говорил Лазаревский из Севастополя; сообщил, что сегодня вечером приедет ко мне *, пожалуй останется ночевать, и опять я буду злиться. Скорей, скорей вызывай меня к себе в Москву; здесь и ясно, и тепло, но я ведь уже развращен, этих прелестей оценить не могу по достоинству, мне нужны московские слякоть и непогода; без театра и без литературы уже не могу. И согласись, я ведь женат, хочется же мне с женой повидаться.
Костя уехал наконец *. Это великолепный парень, с ним приятно. Вчера был Михайловский *, решили, что Костя будет во время постройки жить в Ялте *.
Сегодня письма от тебя нет. Вчера я телеграфировал тебе *насчет шубы, просил подождать письма. Боюсь, что ты сердишься. Ну, да ничего, помиримся. Времени еще много впереди.
Погода совсем летняя. Нового ничего нет. Не пишу ничего, все жду, когда разрешишь укладываться, чтобы ехать в Москву. В Москву… в Москву! Это говорят уже не «Три сестры», а «Один муж».
Обнимаю мою индюшечку.
На конверте:
Чеховой М. П., 21 ноября 1903 *
4247. М. П. ЧЕХОВОЙ
21 ноября 1903 г. Ялта.
Милая Маша, вчера у себя в кабинете я нашел около камина на ковре стекло *от очков или pince-nez. Спроси у мамаши, не потеряла ли она. Пусть не покупает нового, если потеряла, я привезу.
Бабушка *очень довольна, благодарит за валенки. Все тихо, благополучно. Арсений ночует в доме, внизу на лестнице.
Приеду тотчас же, как только позовут телеграммой *. Будь здорова и благополучна.
На обороте:
Алексееву (Станиславскому) К. С., 23 ноября 1903 *
4248. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)
23 ноября 1903 г. Ялта.
Дорогой Константин Сергеевич, сенокос бывает обыкновенно 20–25 июня
*, в это время коростель, кажется, уже не кричит, лягушки тоже уже умолкают к этому времени. Кричит только иволга. Кладбища нет, оно
Жду не дождусь дня и часа, когда наконец жена моя разрешит мне приехать. Я уже начинаю подозревать жену, не хитрит ли она *, чего доброго.
Погода здесь тихая, теплая, изумительная, но как вспомнишь про Москву, про сандуновские бани, то вся эта прелесть становится скучной, ни к чему не нужной.
Я сижу у себя в кабинете и все поглядываю на телефон. По телефону мне передаются телеграммы, и я вот жду каждую минуту, что меня позовут наконец в Москву.
Крепко жму руку, до земли кланяюсь Вам за письмо. Будьте здоровы и благополучны.
Книппер-Чеховой О. Л., 23 ноября 1903 *
4249. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
23 ноября 1903 г. Ялта.
Здравствуй, венгерская лошадка, как поживаешь? Скоро ли выпишешь своего мужа? Вчера с утра до обеда у мужа сидел учитель из Гурзуфа *, очень интересный молодой человек, который все время забирал в рот свою бородку и силился говорить о литературе; от обеда, впрочем, с 3-х часов до вечера сидела у меня приятнейшая начальница гимназии *с какой-то классной дамой, которую она привела, чтобы на меня посмотреть; был и Лазаревский, все время, не умолкая, говоривший о литературе. И как же досталось тебе! Я сидел с гостями, слушал, мучился и все время ругал тебя. Ведь держать меня здесь в Ялте — это совсем безжалостно.
Михайловский говорил, когда был у меня в последний раз *, что Костя будет на постройке одним из главных, будет жить в Ялте. Это я отвечаю на твой вопрос насчет Кости *.
Получил от Мейерхольда письмо. Пишет, что уже неделя, как лежит, что у него кровь идет горлом,
Конс<тантин> Серг<еевич> хочет *во II акте пустить поезд, но, мне кажется, его надо удержать от этого. Хочет и лягушек, и коростелей.
Шарик становится очень хорошей собакой. Лает и днем, и ночью. Зубы только остры у подлеца.
Пришла m-me Средина. Будь здорова, дусик. Чуть было не написал — дурик. Темно становится. Обнимаю мою козявку.
На конверте: