Вчера был у меня Немирович ~ сильно хочет писать. — В недошедшем до нас письме Чехова к Немировичу-Данченко от 28 марта 1901 г. содержалось приглашение посетить Ялту. Немирович-Данченко отвечал: «Ты пишешь, что охотно арестовал бы меня на два месяца. Я и сам охотно „арестовался“ бы. Да ничего не поделаешь! Придется на неделю съездить в Москву и весь май пробыть там. А писать так хочется! Да и необходимо, для театра же необходимо. Планы мои таковы. В пятницу уеду в Москву, всю Фомину неделю пробуду там, чтобы завести машину. После Фоминой уеду на две недели. Должно быть, в Ялту. После Фоминой там уже не будет столько знакомых, и мне никто не будет говорить: „Ах, какой замечательный ваш театр… И знаете, это новые пути!“ На май опять в Москву. Июнь — в деревню, июль — шляться (если кончу пьесу). Жаль, что эти дни не удастся повидаться с тобой» (
ГБЛ; Ежегодник МХТ, 1944, стр. 138–139). О скором отъезде Немировича-Данченко в Ялту сообщала Книппер в письме от 17 апреля (
Переписка с Книппер, т. 1, стр. 381). О работе Немировича-Данченко над пьесой см. примечания к письму 3461
*.
Куприн сидит у нас целый день, только ночует у себя. — В апреле 1901 г. Куприн находился в Ялте и работал в доме Чехова над рассказом «В цирке». «Один начинающий писатель, — вспоминал Куприн, имея в виду самого себя, — приехал в Ялту и остановился где-то за Ауткой, на окраине города, наняв комнатушку в шумной и многочисленной греческой семье. Как-то он пожаловался Чехову, что в такой обстановке трудно писать, — и вот Чехов настоял на том, чтобы писатель непременно приходил к нему с утра и занимался у него внизу, рядом со столовой. „Вы будете внизу писать, а я вверху, — говорил он со своей очаровательной улыбкой. — И обедать будете также у меня. А когда кончите, непременно прочтите мне, или, если уедете, пришлите хотя бы в корректуре“» (А. И.
Куприн. Памяти Чехова. — В кн.: А. И.
Куприн. Собр. соч. в девяти томах, т. 9. М., 1964, стр. 424–425). В письме от 18 апреля Книппер спрашивала: «Как поживает Миров, Куприн? Последний не надоедает тебе? Кланяйся обоим от меня».
Бунин в Одессе. — В первой половине апреля Бунин вместе с Книппер и М. П. Чеховой гостили у Чехова. В письме к М. П. Чеховой от 28 апреля 1901 г. из Лукьяново Бунин вспоминал о пребывании в Ялте: «В Ялте вы все что-то были не в духе, и, по правде сказать, мне жаль чего-то — эти полторы недели могли пройти лучше. Все же я опять с большой любовью вспоминаю Ялту и Вас, и Книпшиц, и „Антошу“, и всё, и вся <…> Как здоровье Ант. Павл. и где он и сколько пробудет в Москве, если он уже в Москве? Я в родном гнезде. Чувствую себя недурно. Ледяная, но светлая погода. Пишу много стихов — иногда хороших» (
ГБЛ).
Вышел в Москве сборник «Северные цветы», там есть мой рассказ «Ночью». — См. примечания к письму 3364
*.
О Чалеевой я спрашивал у Бородулина… — В письме от 19 апреля Книппер просила Чехова: «…попроси доктора Бородулина, чтобы он тебе рассказал подробнее о состоянии здоровья Варвары Ив. Чалеевой. Меня об этом очень просит ее самый близкий друг — Муратова, которая теперь поступила к нам в театр. Она сама хотела ехать к Чалеевой, но дирекция не дает ей отпуск. Она за нее беспокоится. У Чалеевой нет ни одной родной души, кроме сумасбродной сестренки, которая собственно и была причиной ухудшения здоровья Варвары Ивановны. Тебе эта просьба не неприятна? Не трудно исполнить? Напиши мне сейчас же ответ».
В Звенигороде ~ я работал там в больнице когда-то. — Книппер сообщала о своем желании, «как только зазеленеет», съездить с М. П. Чеховой, Е. В. Борнгаупт и дядей Сашей в Звенигород. «С тобой я тоже туда поеду». В Звенигороде Чехов работал летом 1884 г., заменяя ушедшего в отпуск звенигородского земского врача.
Ты пишешь, чтобы я привез с собой документы для венчания. — 19 апреля Книппер писала: «Чувствую, что жизнь уходит, а я как будто не жила, ничего не сделала в жизни, мало схватила, мало или, скорее, не поняла жизни, и что самого главного, самого красивого в жизни не сумела взять и понять. Когда я буду совсем одна с тобой, я тебе много, много буду говорить. Пожить бы с тобой полной, полной, хорошей жизнью! Милый мой, родной мой, хороший мой. Просто хочется ласкательные слова говорить. Привози свои бумаги, чтобы мы скорее могли перевенчаться — это очень просто и живо. Надоели мне кусочки, хочу полноты».
