ФРАКТАЛЫ В ПОЭЗИИ
Присутствие фракталов в природе уловили не только математики, но и поэты. Среди бесчисленного множества примеров, которыми можно проиллюстрировать совпадение поэтического и математического взгляда на реальность, мы выбрали первые строки поэмы № 18 из серии «Двадцать поэм любви и одна песня отчаянья» Пабло Неруды. Чтобы описать нереальность любви на расстоянии, Неруда в своей поэме «Здесь я тебя люблю, напрасно даль тебя прячет» описывает предметы, легкая и эфемерная сущность которых контрастирует с твердостью их физического воплощения:
В этих семи строчках поэт соединил три трехмерных объекта. Представьте себе хитросплетение сосновых иголок, над которыми ветер расправляет свой стяг; пенистые воды, освещаемые луной, или неуловимое дыхание пляшущих видений в тумане. К этой картине следует добавить вездесущие звезды, эти светящиеся точки, сложный узор которых в небе кажется почти двухмерным. В действительности эта неоднозначность — следствие фрактальной природы объектов. Наши скудные органы чувств неспособны оценить реальность в ее дробной размерности; реальность, которая, напротив, проявляется во всей полноте только тогда, когда ее рассекает отточенный скальпель размерности Хаусдорфа или пронзает острый взор Пабло Неруды.
* * *
Среди многочисленных примеров использования фракталов мы расскажем об одном, занимающем поистине особое место, в котором фракталы связаны с абстрактным экспрессионизмом Джексона Поллока.
Поллок был художником непростой судьбы, он злоупотреблял алкоголем и так далее — все в соответствии со стереотипом. Погиб в автомобильной катастрофе в 1956 году, когда ему было всего 44 года. Меценатом Поллока стала Пегги Гуггенхайм. «Современный художник, — как-то сказал Поллок, — не может изобразить эпоху самолетов, атомных бомб и радио в старом стиле Возрождения. Каждая эпоха имеет свою технику». Верный этой максиме, он в середине 1940-х основал новое направление в живописи — абстрактный экспрессионизм. Свои картины он рисовал на больших полотнах, используя созданную им технику разбрызгивания красок.
В 1946 году он превратил в студию огромный амбар на Лонг-Айленде, а холсты разложил на полу. «Так я нахожусь ближе к тому, что рисую, — говорил художник, — я чувствую себя частью картины, поскольку могу ходить вокруг нее, работать со всех четырех сторон и в буквальном смысле находиться на картине. Поэтому я пытаюсь держаться в стороне от традиционных инструментов, то есть мольберта, палитры и кистей. Я предпочитаю палки, шпатели и краску, которая капает и разбрызгивается, и даже цемент, измельченное стекло и другие материалы». Один из критиков сказал: «Его картины — не искусство; они существуют сами по себе. Это не изображение чего-либо, а вещь в себе; это не изображение природы, но сама природа». И это в самом деле так, поскольку картины Поллока источают движение, графический ритм, жизненную силу и одновременно глубокую нежность.