Том 22. Прогулки по опушке

В семнадцать лет в деревне Икоха, стоящей в пятнадцати километрах от селенья, где Седрик родился, молодой лодочник увидел девушку. И уже только сюда поспешал. Подруга умела, так же как он, управлять лодкой, могла добыть в Дельте все, что дарит она человеку. Они стали плавать вместе, иногда в одной лодке. Ночевали у костров на островах. Однажды лодку их чуть не перевернул бегемот, но больше было приключений приятных. «Плывешь, а вода все прибывает и прибывает — такая радость!.. Пока мы еще не поженились. Поженимся, как только я сдам экзамен на старшего гида».

Прямо над нашим костром на высоком дереве — огромное гнездо птицы молотоглава. При лунном свете тень от гнезда лежит на одной из палаток. Седрик рассказывает об этом загадочном жилище и загадочной птице. Рассказ похож на легенду, но Седрик уверяет, что сам в гнездо однажды заглядывал и знает его устройство… Как тургеневские мальчики на Бежином лугу, мы слушаем от Седрика всякие чудеса Дельты.

«А школа в твоей деревне есть?» — «Есть. Семь лет учился. Но главная моя школа — сама Дельта. Я думаю, это самое хорошее на земле место. И река Окаванго — божественная река…» — «Но пишут: главная река Ботсваны — Лимпопо…» — «Видел я Лимпопо — желтая от глины, непонятно, как живут в такой воде рыбы и крокодилы».

Часов в одиннадцать мы уходим от догорающего костра в палатки.

«Самый большой африканский оазис» — называют дельту реки Окаванго. Вода превращает пустыню тут в райское место. Все живое за тысячи лет приноровилось, приспособилось к переменчивому характеру Дельты. Одни, как только вода начинает убывать, испаряясь, спешат с мелководий в главное русло, другие замирают в иле до нового паводка, а кто-то и погибает, попав в капкан беспощадной пустыни.

Свирепый сластена

Прикидывая, каких животных мы можем увидеть в Калахари, я узнал: старожилом пустыни является медоед, существо некрупное, но легендарное, занесенное в Книгу рекордов Гиннесса как самое свирепое из всех зверей, обитающих на суше. Медоед широко распространен, но встречается редко — малочислен, ведет ночной образ жизни и потому долгое время был малоизучен.

Старина Брем, удостоивший медоеда всего страничкой в своих замечательных книгах, в последних строчках вздохнул: «Наши сведения о медоедах оставляют желать еще весьма многого».

Но в последние годы, применяя ошейники с радиопередатчиками, биологи научились прослеживать жизнь постоянно кочующих по пустыне свирепых хищников и узнали о них много всего интересного.

В Йоханнесбурге (ЮАР) я провел день в зоопарке, где живет парочка медоедов, и три часа простоял у вольеры, дожидаясь, когда один из зверей вылезет из норы. Его партнер интереса не представлял. Он был чем-то болен и непрерывно чесался, запуская когти в жесткие волосы на облезающем теле, и время от времени катался по земле от, видимо, нестерпимых мучений.

Здоровый его собрат вылез из-под земли, когда жара схлынула, и улегся, словно бы напоказ, около прутьев вольеры. Я мог его как следует рассмотреть.

Это был близкий родственник нашего барсука, но по осанке менее изящный — тупая морда, небольшие закругленные уши, короткие ноги вооружены были длинными когтями завзятого землекопа. Я уже знал: когти эти растут всю жизнь, как у бобра зубы, и позволяют медоеду при рыхлом грунте за две минуты скрыться в земле.

Особо примечательной была окраска этого землекопа. Жесткие волосы на спине от затылка до кончика хвоста были светло-серебристыми, словно бы зверя от жары покрыли плотным полотенцем. Ниже по всему туловищу от головы, обтекая глаза, шла снежно-белая полоса, а ниже ее волосы были угольно-черными. Какая-то целесообразность в такой контрастной расцветке, наверное, была, но выглядела курьезной, как будто зверя кто-то неумело покрасил.

Полагая, что медоеды питаются исключительно медом, многие удивились бы, увидев в открытой пасти сластены мощные челюсти с большими клыками хищника.

Во время путешествия зверя, конечно, мы не увидели. Но со мной была книжка двух молодых биологов, три года наблюдавших в пустыне интересных зверей.

Медоед — бродяга, он постоянно рыщет по Калахари в поисках пищи, скрываясь днем в норах зайцев и муравьедов или копая собственные. Это зверь-одиночка. Самка во время печки оставляет пахучие метки, по которым ее находят самцы. На свадьбах, как водится, они резвятся, дерутся за право стать родителем единственного у самки щенка.

Верная правилу всегда двигаться, мамаша через три-четыре дня меняет место своего пребыванья, унося сжавшегося в комок малыша в зубах. Как только он станет способным ходить, трусцою бежит вместе с матерью, обучаясь в пути приемам охоты и избеганью опасностей.