Читаем Том 2: Театр полностью

Начинается она с позора королевы, с двойной гибели жены и друга. Артур изгоняет Мерлина. И поэт, непорочный, тоже уходит. Там, где его любят, он не может остаться. Возрождаются солнце и птицы. Эта подлинная жизнь, бьющая ключом, уже забытая, подавляет Артура. Хватит ли у него сил? Этого иронически желает ему Мерлин. «Но, — говорит король, — лучше настоящая смерть, чем ложная жизнь».

Пожелаем ему оказаться правым и сохранить возвратившийся в Камелот Грааль, который есть не что иное, как чрезвычайно редкое согласие с самим собой.

Для меня очень важно, чтоб мои внимательные читатели уяснили, насколько я остаюсь вне этой вещи.

Театральной публике решать, более или менее приятной делают жизнь силы, действующие в первом и в последнем акте. Главным вопросом, — по Бодлеру, — остается, должна ли жизнь быть приятной. (Письмо Жюлю Жанену.)

Примечания

1

Роль Джинифера существует лишь через актеров, играющих персонажей пьесы, в которых он воплощается, чье место занимает. Тот же актер играет Гавейна и Лже-Гавейна, та же актриса — королеву и Лже-Королеву, и т. д.

Таким образом, королева во втором акте будет подстраиваться под игру Гавейна в первом акте. Лже-Галахад в третьем акте — под Лже-Королеву и Лже-Гавейна. Из этого стиля сложится невидимая роль.

Когда в последнем акте Галахад встречается с убегающим Лже-Галахадом и говорит: «Мне показалось, что я налетел на зеркало», само собой разумеется, что тот же актер выбежит, скроется за сценой, изобразит несуществующее столкновение и вернется усмирять гнев Артура.

2

Все сверхъестественные эпизоды должны быть поставлены без малейшей погрешности и выглядеть реалистично. Рекомендую режиссеру поручить какому-нибудь специалисту устройство трюка с движущимися шахматами. Необходимо, чтобы шахматные фигуры передвигались и воздвигались заметно, ошеломляюще.

Двигающийся и падающий стул, накрытый столик, появляющийся из стены, двери, которые открываются и закрываются сами собой — все это задачи, которые не могут решаться в последний момент, а должны продумываться заранее и со всей серьезностью.

Я рекомендую актерам, играющим двойные роли королевы и Бландины, Ланселота и Саграмура (конец третьего акта) постараться, чтоб замена не давала никакой возможности обознаться. Настоящее сходство не нужно. Костюмы, манеры, прически, цвет волос — все должно сделать эту замену явной.

Освещение будет постоянным; оно меняется только при магических перемещениях Мерлина и в третьем акте — при возвращении жизни.

* * *

Театральный зал должен быть убран оленьими рогами, вымпелами, а пространство сцены обрамлено генеалогическим древом, корень которого приходится перед суфлерской будкой, а гипсовая листва прикрывает неподвижный занавес и торцы правого и левого балконов.

Декорации у меня — стены, в каждом акте другие. Двери повторяют очертания камней, а стена, сдвигаясь, дает рельеф и глубину.

<p>Действующие лица:</p>

Артур, король Британии — Самсон Фэнсильбер

Мерлин, чародей — Мишель Витольд

Ланселот Озерный — Люсьен Паскаль

Галахад по прозвищу Белый Доспех — Жан Маре

Лже-Галахад — Жан Маре

Гавейн — Жорж Роллен

Лже-Гавейн — Жорж Роллен

Саграмур — Ив Форже

Гиневра, королева Британии — Анни Морен

Лже-Королева — Анни Морен

Бландина — Бланшетт Брюнуа

Говорящий цветок.

Голоса фей.

Впервые пьеса была поставлена в «Театр де л'Эвр» (под руководством Полетт Пакс — Бер) 14 октября 1937 г.

Декорации и постановка автора. Костюмы Шанель.

<p>Акт I</p><p>Заколдованный замок</p>

Сцена представляет большую залу Круглого Стола в замке короля Артура в Камелоте, в день Пятидесятницы.

Голос Артура. Любезный племянник! Гавейн! Гавейн! (Он входит) Гавейн! Ты здесь? Гавейн! Гаве-ейн!

Мерлин. Ваше Величество ищет Гавейна?

Артур. Ты знаешь, где он?

Мерлин. Право же, нет.

Артур. Выйду поищу. Если он зайдет в замок так, что я не увижу, скажи, что я ищу его повсюду.

Мерлин. Скажу.

Артур. Экий дьявол! Ускользает, как уж. Никогда не поймешь, куда он девается. (Выходит налево. Слышно, как он зовет.) Гавейн! Гавейн! Гавейн!

Едва он скрылся, Гавейн высовывает голову из-под скатерти Круглого Стола. Он прятался там, стоя на четвереньках. Гримасничает, передразнивая короля.

Лже-Гавейн. Гавейн! Гавейн! Гавейн!

Мерлин. Это уж слишком! Зачем ты прячешься?

Лже-Гавейн на четвереньках вылезает из своего укрытия и встает. На нем одежда псаря.

Лже-Гавейн. Зачем прячусь? Надоел он мне.

Мерлин. Джинифер!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги