Том 2. Стихотворения 1820-1826

В стране, где Юлией венчанный
И хитрым Августом изгнанный
Овидий мрачны дни влачил;
Где элегическую лиру
Глухому своему кумиру
Он малодушно посвятил;
Далече северной столицы
Забыл я вечный ваш туман,
И вольный глас моей цевницы
Тревожит сонных молдаван.
Всё тот же я – как был и прежде,
С поклоном не хожу к невежде,
С Орловым¹ спорю, мало пью,
Октавию² – в слепой надежде –
Молебнов лести не пою.
И дружбе легкие посланья
Пишу без строгого страданья.
Ты, коему судьба дала
И смелый ум и дух высокий,
И важным песням обрекла,
Отраде жизни одинокой;
О ты, который воскресил
Ахилла призрак величавый,
Гомера музу нам явил³
И смелую певицу славы
От звонких уз освободил, –
Твой глас достиг уединенья,
Где я сокрылся от гоненья
Ханжи и гордого глупца,
И вновь он оживил певца,
Как сладкий голос вдохновенья.
Избранник Феба! твой привет,
Твои хвалы мне драгоценны;
Для муз и дружбы жив поэт.
Его враги ему презренны –
Он музу битвой площадной
Не унижает пред народом
И поучительной лозой
Зоила хлещет – мимоходом.

Кинжал *

    Лемносский бог тебя сковал
    Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды.

Где Зевса гром молчит, где дремлет меч Закона,
  Свершитель ты проклятий и надежд,
    Ты кроешься под сенью трона,
    Под блеском праздничных одежд.

  Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
    И, озираясь, он трепещет
      Среди своих пиров.

Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
    За потаенными замками,
    На ложе сна, в семье родной.

Шумит под Кесарем¹ заветный Рубикон,
Державный Рим упал, главой поник Закон;
    Но Брут восстал вольнолюбивый:
Ты Кесаря сразил – и, мертв, объемлет он
    Помпея мрамор горделивый.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
    Презренный, мрачный и кровавый,
    Над трупом Вольности безглавой
    Палач уродливый возник.

Апостол гибели², усталому Аиду
    Перстом он жертвы назначал,
    Но вышний суд ему послал
    Тебя и деву Эвмениду³.

О юный праведник, избранник роковой,
    О Занд⁴, твой век угас на плахе;
    Но добродетели святой
    Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал,
    Грозя бедой преступной силе –
    И на торжественной могиле
    Горит без надписи кинжал.

Эпиграмма («Хоть впрочем он поэт изрядный…») *

«Хоть, впрочем, он поэт изрядный,
Эмилий¹ человек пустой».
– «Да ты чем полон, шут нарядный?
А, понимаю: сам собой;
Ты полон дряни, милый мой!»

В. Л. Давыдову *