— Такой обычай...— беспомощно проговорил я. Действительно, мне советовали в Адапте не одеваться так, как сто лет назад; я не послушался. Но я не мог не согласиться с Наис: брит был для меня тем же, чем для нее рубашка. Никто ведь не заставлял людей носить рубашки, а тем не менее все носили. Видимо, с бритом было то же самое.
— Сколько времени действует брит? — спросил я.
Щеки Наис слегка порозовели.
— Как ты торопишься. Еще ничего не известно.
— Я ничего плохого не сказал,— извинился я,— я просто хотел знать, почему ты так смотришь? Что с тобой? Наис!
Девушка медленно поднялась. Встала за креслом.
— Сколько лет назад, сказал ты? Сто двадцать?
— Сто двадцать семь. И что из этого?
— А был ли... ты... бетризирован?
— А что это такое?
— Не был?!
— Я же не знаю, что это значит. Наис, да что с тобой?
Я хотел подойти к ней. Она подняла руки.
— Не подходи! Нет! Нет! Умоляю!
Она отступала к стене.
— Ты же сама говорила, что брит... Ну, я сажусь. Сижу, видишь? Успокойся. Так в чем дело с этим бе... Как его там?
— Не знаю точно. Но... каждого бетризируют. Как только родится.
— А что это такое?
— Кажется, что-то вводят в кровь.
— Всем?
— Да. А... брит... не действует без этого. Не шевелись!
— Деточка, не смеши меня.
Я погасил сигарету.
— Я же не дикий зверь... Не сердись, но... мне кажется, что вы все немножко не в своем уме. Ваш брит... это же значит, что всем следует надеть наручники, а то вдруг кто-то окажется вором. Можно же... немного доверять.
— Хорош же ты.— Она немного успокоилась, но по-прежнему стояла.— Тогда почему же ты так возмущался, что я привожу в дом посторонних?
— Это совсем другое дело.
— Не вижу разницы. Тебя точно не бетризировали?
— Точно.
— А может, теперь? Когда ты вернулся?
— Не знаю, какие-то уколы делали. Разве это имеет значение?
— Имеет. Делали? 'Хорошо.
Она села.
— У меня к тебе просьба,— сказал я как можно спокойнее.— Ты должна мне объяснить...
— Что?
— Почему ты так испугалась? Ты боялась, что я на тебя брошусь? Или еще чего-то? Это же чепуха!
— Нет. Если подумать, то ерунда, но все это очень сильно подействовало, понимаешь ли. Прямо шок. Я никогда не видела человека, которого не...
— Но ведь этого нельзя узнать.
— Можно. Еще как можно!
— Как?
Она молчала.
— Наис...
— Но я... мне...
— Что?
— Страшно...
— Сказать?
— Да.
— Но почему?
— Видишь ли, бетризируют не бритом. Брит — это побочный эффект... Дело совсем в другом...
Она побледнела. Губы ее дрожали. Что за мир, думал я, что за мир?
— Не могу. Я ужасно боюсь.
— Меня?
— Да.
— Клянусь тебе, что...
— Нет, нет, я тебе верю, да только... нет. Этого ты понять не в силах.
— И ты мне не скажешь?
В моем голосе прозвучало, видимо, нечто, заставившее ее перебороть себя. Лицо ее стало суровым. По ее глазам я видел, каких усилий все это ей стоило.
— Это затем, чтобы... не убивать.
— Не может быть! Человека?
— Никого...
— И животных?
— И животных. Никого...
Наис переплетала и расплетала пальцы, не сводя с меня глаз,— как будто этими словами спустила меня с невидимой цепи, как будто вложила мне в руки нож, который я мог в нее вонзить.
— Наис,— произнес я совсем тихо.— Наис, не бойся. Правда... тебе некого бояться.
Она попыталась улыбнуться.
— Слушай...
— Да?
— Когда я это сказала...
— Да?
— Ты ничего не почувствовал?
— А что я должен почувствовать?
— Представь, что ты делаешь то, о чем я тебе сказала...
— Что я убиваю? Мне надо представить себе это?
Наис содрогнулась.
— Да...
— Ну и что?
— И ничего не чувствуешь?
— Ничего. Но ведь я просто подумал, я вовсе не собираюсь...
— Но ты можешь? Да? Действительно можешь? Нет,— шепнула она почти беззвучно, словно самой себе,— тебя не бетризировали...
Только теперь до меня дошло, о чем идет речь, я понял, что даже мысль об этом была для нее потрясением.
— Это большое дело,— буркнул я. И, помолчав, добавил: — Но, может, было бы лучше, если бы люди отвыкли от этого... без искусственных средств...
— Не знаю. Может быть,— ответила Наис и перевела дыхание.— Теперь понимаешь, почему я испугалась?
— Правду говоря, не совсем. Кое-что, возможно, понимаю. Но не думала же ты, что я тебя...
— Какой ты странный! Прямо словно ты и не...— осеклась она.
— Словно я и не человек?
Наис часто-часто заморгала.
— Я не хотела тебя обидеть, но, видишь ли, если известно, что никто не может — знаешь ли — даже подумать об этом, никогда,— и вдруг появляется кто-то вроде тебя, то даже возможность... то, что он такой...
— Невероятно, чтобы все были — как это? А, бетризированы...
— Почему? Все, говорю тебе!
— Нет, не может быть,— упрямился я.— А люди опасных профессий? Они ведь должны...
— Нет опасных профессий.
— Что ты говоришь, Наис? А пилоты? А разные спасатели? А те, что воюют с огнем, с водой...
— Таких нет,— сказала Наис.
Мне показалось, что я ослышался.
— Что-о-о?
— Таких нет,— повторила она.— Это делают роботы.