Том 2. Солярис. Возвращение со звезд

Мы двигались шаг за шагом. На газонах стояли бочки с пылающей смолой; блеск пламени освещал кирпичные бастионы. Мы прошли по мосту над крепостным рвом, под выщербленными зубцами решетки, погрузились в полумрак и прохладу каменной привратницкой, вверх вела винтовая лестница, гудевшая от множества шагов. Но стрельчатый коридор второго этажа был уже не таким людным. Он вел на галерею, с которой был виден двор; по нему с воплями гонялись за каким-то черным страшилищем верховые на покрытых чепраками конях; я нерешительно шел неведомо куда среди десятка с лишним людей, которых уже начал отличать друг от друга. Женщина и ее спутник мелькнули среди колонн, в нишах стояли пустые латы. В глубине открылись окованные медью высоченные двери, мы вошли в обитую красным бархатом палату, освещенную факелами, от смолистого дыма щипало в носу. За столом пировал крикливый сброд, не то пираты, не то странствующие рыцари, на вертелах пеклись огромные куски мяса, красноватый отблеск огня скакал по лоснящимся от пота лицам, кости хрустели на зубах закованных в броню пирующих, иногда, встав из-за стола, они проходили между нами. В следующем зале несколько верзил играли в кегли, вместо шаров пользуясь черепами; все вместе взятое показалось мне наивной халтурой, я задержался возле игроков, они были с меня ростом, кто-то налетел на меня сзади и невольно вскрикнул от удивления. Я обернулся и посмотрел в глаза какому-то юнцу. Он пробормотал извинение и быстро ушел с довольно глупой миной. Только взгляд темноволосой женщины, из-за которой я оказался в этом дворце дешевых чудес, объяснил мне, что случилось: тот тип хотел пройти сквозь меня, приняв за одного из нереальных гостей Мерлина.

Сам Мерлин принял нас в отдаленном крыле дворца, в окружении неподвижной свиты в масках, ассистировавшей его чарам. Но мне это уже немного надоело, и я равнодушно воспринимал штучки чернокнижника. Зрелище закончилось быстро; присутствующие стали уходить, когда Мерлин, седой, величественный, преградил нам путь и молча указал на обитые черным двери напротив.

Только нас троих он пригласил пройти. Сам не вошел. Мы очутились в не очень большой комнате с высоким потолком, одна стена — сплошное зеркало, от свода до каменного пола из черных и белых плит. Казалось, в комнате, вдвое большей, чем на самом деле, шесть человек стоят на каменной шахматной доске.

Обстановки не было никакой — ничего, кроме высокой алебастровой урны с букетом цветов, похожих на орхидеи, но с необычайно большими венчиками. Все — разного цвета. Мы стояли напротив зеркала.

Вдруг мое отражение взглянуло на меня. Оно не повторило моего движения. Я застыл, а тот, высокий, плечистый, медленно перевел взгляд сначала на темноволосую женщину, потом на ее спутника — никто из нас не шевельнулся, и лишь наши отражения, неведомо как ставшие самостоятельными, ожили и разыграли между собой молчаливую сцену.

Юноша в зеркале подошел к женщине, заглянул ей в глаза, она отрицательно покачала головой. Вынула из белой урны цветы и, перебрав их, взяла три: белый, желтый и черный. Белый подала ему, а с двумя остальными подошла ко мне. Ко мне отраженному. Протянула оба цветка. Я взял черный. Она вернулась на прежнее место, и все мы — там, в Зазеркалье,— приняли точь-в-точь такие позы, в каких стояли в действительности. Тогда цветы у двойников исчезли, и они стали обычными нашими отражениями.

Двери в противоположной стене открылись; по винтовой лестнице мы сошли вниз. Колонны, арки, своды незаметно перешли в серебро и белизну пластиковых коридоров. Мы шли дальше, все еще молча,— не то вместе, не то отдельно; ситуация становилась все неприятнее, но что я мог поделать? Последовать правилам хорошего тона столетней давности и представиться?

Приглушенные звуки оркестра. Мы были словно за кулисами, за невидимой сценой, в глубине стояло несколько пустых столиков с отодвинутыми стульями, женщина остановилась и спросила своего спутника:

— Пойдем потанцуем?

— Мне не хочется,— сказал он. Я впервые услышал его голос.

Юноша был красив, но так инертен, так непостижимо пассивен, словно его не интересовало ничто на свете. У него был тонко очерченный, почти девичий рот. Юноша посмотрел на меня. Потом на свою спутницу. Он стоял и молчал.

— Ну, иди, если хочешь...— сказала она. Он раздвинул занавес, служивший одной из стен, и вышел. Я направился за ним.

— Минутку! — услышал я за спиной.

Я остановился. За занавесом раздались аплодисменты.

— Хотите присесть?

Я молча сел. Профиль ее был великолепен. Жемчужные диски прикрывали ее ушные раковины.

— Я — Аэн Аэнис.

— Гэл Брегг.

Казалось, она удивлена. Не моим именем. Оно ей ничего не говорило. Скорее тем, что я столь безразлично воспринял ее имя. Теперь я мог рассмотреть ее вблизи. Ее красота была совершенна и беспощадна. Спокойная, сдержанная небрежность ее движений — тоже. Ее розовосерое, вернее, серо-розовое платье подчеркивало белизну лица и рук.

— Вы меня не очень любите? — спокойно спросила женщина.

Теперь удивился я.

— Я вас не знаю.

— Я — Амман из «Подлинных».

— А что такое «Подлинные»?