Том 2. Склянка Тян-ши-нэ

Иногда у Выдрина поднимается ненависть к трепангам, к голубому «священному» червю, в поисках которого он избороздил вдоль и поперек огромный залив.

В бородавчатом, жирном черве были все надежды, мечты и дерзания когда-то крепкого, молодого, веселого ловца. Вода и тяжкий промысел отняли здоровье, силы, и теперь Выдрину чаще и чаще хочется уйти далеко-далеко от моря, от этих проклятых червей…

* * *

Русский трепанголов десятки лет прожил среди желтолицых и, как-то незаметно для себя, втянулся в их пагубную страсть – в курение опиума.

Его уже не веселила, не бодрила русская водка.

После двухчасового лова под водой, когда с Выдрина снимали тяжелые водолазные доспехи, он неизменно тянулся к дурманному опиуму. В кормовой каютке его ожидала горящая крошка-лампочка, длинная бамбуковая трубка, иглы и несколько коричневых шариков опиума. Лишь накурившись досыта, Выдрин мог снова спуститься на свою подводную работу.

Иногда, под водой, отяжелевшие веки опускались на глаза и клонило ко сну. Невероятным усилием воли водолаз сбрасывал липкую дурманную дрему, и – с новой энергией принимался за охоту на червя.

Но веки снова опускались. Выдрину приходилось подбадривать себя мысленной беседой с самим собою, или он принимался ожесточенно счищать надетых на крючок червей. Но, тем не менее, угнетенное состояние духа и путаница в мыслях все чаще и чаще одолевали Выдрина в его подводном одиночестве.

– Надо будет сойти с «таяна» (опиума), – говорил Выдрин сигнальщику, поднявшись на кунгас… и тут же забивался в кормовую каюту к бамбуковой трубке.

Обстановка на кунгасе № 13, как и на всех других трепанголовных судах, создалась самая нездоровая.

Вечерами у кунгасовой базы люди шатались и буянили, пьяные от контрабандного спирта, или корчились и бредили в кошмарных судорогах полусна-полуяви опийного забытья. Все деньги, заработанные упорным тяжелым трудом, расточались на яды.

Выдрин работал лишние часы под водой, чтобы насытить себя черным дымом: он уже не мог работать без опиума.

Когда-то крепкий и, казалось, несокрушимый организм водолаза таял с каждым днем. Из добродушного некогда балагура Выдрин превратился в мрачного, придирчивого человека. С ним невозможно было спокойно работать.

Корейцы, которые сами научили водолаза курить опиум, косо поглядывали на вожака. Только рыжий сигнальщик по-прежнему дружил со старым товарищем и не огрызался на его несправедливые выходки.

От постоянного пребывания под водой и опиума лицо водолаза серело нездоровым цветом; остекленевшие глаза точно застыли, бессмысленно остановившись; губы непокорно дергались в нервной пляске.

– Ловлю морского червя, а самого меня поймал и гложет червь проклятого красного мака – опиума! – говаривал Федор Выдрин Ершову.

* * *

Приближался июнь.

Весенний сезон был на исходе. На море теплело. Все трепанговые гнезда, известные команде, оказались исхоженными.

Капризный трепанг передвигался от теплевшего побережья в прохладные глубины. С каждым днем падал улов. Команда, работающая сдельно, нервничала; корейцы исподлобья встречали вожака на борту, заглядывая в неполный добычей мешок. Да и сам Выдрин нервничал больше всех: заработок падал, и все меньше и меньше коричневых шариков ожидало его в кормовой каюте на трудовых перерывах. Затяжек все чаще не хватало…

По утрам водолаз задыхался от опийного похмелья. Чтобы успокаивать отравленную кровь, Выдрин, по примеру корейцев, глотал коричневые шарики: крепче и быстрее растворяется яд в отравленной крови…

Необработанным осталось лишь одно трепанговое гнездо на среднем поле.

Это было известное всем кунгасам место в Безымянной бухте, близ Русского острова. Место с давних пор славилось изобилием «скалистого» трепанга – блестящего, темно-коричневого цвета червя, высокого качества и дорогого.

Среди трепанголовов ходили слухи, что в Безымянной бухте попадались и «священные» голубые и белые трепанги. Но это заманчивое трепанговое гнездо пользовалось дурной славой. Суеверные желтолицые ловцы в последние годы вовсе не посещали Безымянной бухты. Несколько лет ни один водолаз не охотился здесь…

По кунгасам ходили легенды о подводных человекоподобных существах, обитающих на каменистом дне бухты. Силач Цой уверял, что своими глазами видел в ясный день такое человекоподобное существо. Цой охотился тайком старой хищнической острогой с зеркалом, и у самого берега страшное подводное существо чуть не вырвало из его рук острогу… С тех пор он закаялся хищничать здесь.

Другие корейцы утверждали, что в подводных скалах живет гигантский осьминог-дракон – Дух Океана. Китайцы – ловцы морской капусты будто бы видели со своих широкозадых шаланд морского змея, опустившегося в воду как раз на этом месте.

Много подобных россказней наслушался Выдрин, и его воспаленное опиумом воображение подчас дорисовывало жуткие картины подводья бухты.

Но вот, однажды старый водолаз объявил твердо команде:

– Последние дни сезона пойдем на добычу в Безымянную бухту.

«Старый ловец не разучился смеяться, шутнул по старинке» – решила команда.