Целую ночь я дежурил в гостинице. Ждал ее. Но если бы не окликнули, не узнал бы. Я видел ее в полушубке, в здоровенных валенках и мужских рукавицах. Теперь она в нарядном платье, с черной сумочкой. Увидела — улыбнулась… Читатели нашей газеты, наверное, помнят улыбку Гали Макеичевой. Об этой костромской девушке я рассказывал в очерке «Дочь коммуниста».
Письмо Гали Макеичевой в Центральный Комитет партии читали с трибуны недавнего партийного Пленума. Теперь костромская свинарка вместе с сотней других сельских парней и девушек приехала на комсомольский пленум.
— Одну минуточку! — вместе с дежурной Галя листает длинные списки, ищет фамилию и вдруг, забыв смущение, хлопает в ладоши: — Приехали, приехали!
Бежим по этажам, ищем нужные номера на дверях. Ищем Галю Логунову и Сашу Верещако…
И вот все трое вместе. Раннее утро. Первые троллейбусы под окнами. Первые звуки на улице. Как будто не было бессонной ночи.
— Ну, расскажи!
— Ты расскажи!..
После газетного очерка Гале Макеичевой пришло более тысячи писем. Писали солдаты, рабочие, девушки из Молдавии и Сахалина, писали отцы и матери. Одно письмо было из Витебской области: «Меня тоже зовут Галею. Мы очень похожи с тобой, подружка…» И еще одно письмо из Белоруссии, от парня: «Ты молодец, Галка!..»
В письмах, кроме хороших слов, шел разговор о делах в белорусском селе и совхозе. И вот две свинарки и белорусский парень-строитель встретились. Как много общего в судьбе этих недавних школьников! Галя Макеичева, как помните, аттестат зрелости получала вместе с квитанцией за первые тонны сданной свинины.
1200 голов откормила за год Галина Макеичева. А вот результат витебской Гали — 1241!
Почти в ногу шли две эти Галки. Почти ровесницы. Почти одинаковые трудности у обеих. Были и слезы, и первые радости, и поздравления, и снова трудности.
— И у тебя руки обветренные… — говорит Галка витебская.
Костромская Галя не отвечает, только кивает головой и улыбается. Подружка и без слов понимает, сколько забот у этих рук.
— За зиму мотор освою, — говорит костромская, — косою махать не придется. Оседлаю косилку — за десять минут на день клевера. Кормушки по моим планам уже сейчас перестраивают. Легче будет…
И витебская Галя говорит о планах. Новый свинарник строят. Механизация предусмотрена. Больше времени для песен останется. Витебская Галя — певунья. И десять ее подружек на ферме тоже певуньи. Во все отделения Полотского колхоза ездит Галя со своей певчей бригадой. Она и тут, в гостинице, не прочь бы спеть.
— «Чередочек» знаете!.. Есть такая веселая песня… А на пленуме можно? — озорно поднимает Галка глаза в мою сторону.
Я отвечаю, что не был на пленумах, а на съезде пели.
— Ну, ладно. Увидим.
— Мне выступать поручили, — говорит костромская. — Волнуюсь, ужас!.. Ты сколько в этом году берешь?
— Две тысячи.
— А я полтора. Подумала — не смогу больше. Сдаю в институт документы. Надо по силам…
— Я тоже в техникум поступила.
Подружки разглядывают платья друг друга, подписывают друг другу карточки. Потом костромская Галя на обрывке листка показывает, как думают перестроить откормочный лагерь в совхозе, как будут подвозить воду, где будет храниться силос…
В разговор вступает третий участник встречи — Александр Верещако. По строительству он может дать лучшие рекомендации — техник-строитель, секретарь комсомольский в колхозе!
Саша солидно рассказывает, сколько коровников, сколько птичников, сколько домов построено и будет построено.
— Года три назад моя профессия в колхозе была без надобности. А теперь в штат взяли…
Без нашего брата-строителя теперь ни шагу…
— Выступать будешь?
— Погляжу. О строительных делах стоит сказать…
Вот так протекал утренний разговор, записанный на десятом этаже московской гостиницы. Трое друзей, трое молодых деревенских хозяев знакомились, готовились к большому разговору на комсомольском пленуме.
В трех шагах от берлоги
Первый раз я услышал о нем в Иркутске. За столом у охотника ели медвежатину, говорили о медведях, о медвежьей охоте.
— А Мельникова знаете? — спросил немолодой соболятник с отметкой звериной лапы на голове. — Ну-у!.. Это же бог по медведю…
Вернувшись в Москву, я стал разыскивать «бога». Это оказалось нетрудным делом: Мельникова в Москве знает каждый охотник. Но «бог» несговорчив:
— На охоту? А вы знаете, это совсем не плюшевый мишка, — рычал в телефонную трубку насмешливый голос. — Нет. Никого не беру… Раз десять звонил, уговаривал. Ни в какую! Я готов был уже плюнуть, как вдруг он сам позвонил, в полночь:
— Вы, как медведь, упрямый… Ладно, беру. Приезжайте…
Зовут его Павлом Григорьевичем. Небольшого роста, коренастый, с густым хриплым голосом, спокойный и добродушный. Здороваясь с ним, я улыбнулся:
— Вы ведь и сами на медведя похожи…
— Ладно, ладно, держи мешок…
Укладываем банки с консервами, ветчину, патроны с пулями «дум-дум». Веревка, буханки хлеба, ножик, порошки от кашля (чтобы не спугнуть при подходе), кассеты с пленкой, сахар, спички, иголка с ниткой… В боковой карман Мельников аккуратно кладет бинты и склянку с йодом.