Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907

Поллак. Это очень приятно слышать, но я не знаю, отчего вам так весело? Революция кончилась не в вашу пользу.

Верховцев. Мы придумали новый план. Мы…

Поллак(отмахивается рукой). Да, да. Я верю, я верю вам.

Маруся. Мы выпьем за астрономию. Да здравствует орбита!

Поллак. Я не могу, к сожалению, принимать алкоголя: он причиняет мне головную боль и тошноту.

Верховцев. Лучший напиток для Поллака — машинное масло. Поллак, вы будете пить масло?

Маруся. Нет. Мы киршвассеру выпьем. Самого чистого киршвассеру!

Лунц. Идем, товарищ. Вы хороший, честный человек.

Инна Александровна(высовываясь). Да идите же! Что же это, не дозовешься!

Маруся. Сейчас, мамочка, сейчас. Вот Поллак упирается. Что же, господа, неужели мы так и пойдем? Житов, вы умеете петь?

Житов. Подтягивать могу.

Лунц. Марсельезу!

Маруся. Нет, нет. Марсельезу, как и знамя, нужно беречь для боя.

Трейч. Я согласен. Есть песни, которые можно петь только в храме.

Верховцев. Повеселей что-нибудь! Эх, как греет солнце!

Анна. Валя, не раскрывай ног.

Маруся(запевает).

Небо так ясно, — солнце прекрасно, — солнце зовет…

Все, кроме Пети, подхватывают.

В веселой работе — чужды заботе, — братья, вперед.
Слава веселому солнцу! Солнце — рабочий земли!
Слава веселому солнцу! Солнце — рабочий земли!

Верховцев. Да поживей, Аня! Ты везешь меня, как покойника.

Все поют. Поллак серьезно и сдержанно дирижирует

Грозы и бури — ясной лазури — не победят.
Под бури покровом, в мраке грозовом — молньи горят!
Слава могучему солнцу! Солнце — властитель земли!..

Последние слова песни повторяются за углом дома. Петя остается один и угрюмо смотрит вслед ушедшим.

Все(за сценой). Слава могучему солнцу! Солнце — властитель земли!..

Занавес

Действие третье

Большая темная комната, нечто вроде гостиной. Мебели мало, ничего мягкого, два книжных шкафа, пианино. Задняя стена: дверь и два большие итальянские окна выходят на веранду. Окна и дверь открыты, и видно темное, почти черное небо, усеянное необыкновенно яркими мигающими звездами. В уму у стены, ближе к авансцене, стол, на нем под темным абажуром лампа. За столом Инна Александровна читает газеты. Анна что-то шьет. Лунц ходит взад и вперед. У одного из шкапов Верховцев на костылях, достает книгу. Глубокая тишина, какая бывает только в горах. Молчание продолжается некоторое время после открытия занавеса.

Верховцев(бормочет). А, черт!

Инна Александровна. Валя, ты читал, что президент отказал Кассовскому в помиловании?

Верховцев. Читал.

Инна Александровна. Что же это такое, а?

Верховцев. Расстреляют.

Инна Александровна. Докуда же это будет, господи? Неужели и так мало жертв?

Верховцев(несет книгу под мышкой, роняет). А, чтоб тебя черт… Анна, подними.

Анна(медленно встает). Сейчас.

Лунцмолча поднимает книгу, кладет на стол и продолжает ходить.

Верховцев(медленно садится, перелистывает книгу; Анне). Неужели тебе не надоест ковырять?

Анна. Нужно же что-нибудь делать.

Верховцев. Читала бы.

Анна не отвечает. Молчание.

Нет, не могу. Какая дьявольская тишина, как в гробу! Еще неделя такая, и я брошусь в пропасть, запью, побью Поллака.

Лунц(нервно). Ужасная тишина! Точно осуществился сон Байрона: солнце погасло, все уже умерло на земле, и мы — последние люди. Ужасная тишина!

Верховцев. Житов, вы что там делаете?

Житов(с веранды). Смотрю.

Верховцев(презрительно). «Смотрю»!

Молчание.

Не могу я без работы!

Анна. Что же поделаешь, надо терпеть.

Верховцев. Терпи ты, если хочешь, а я… Черт! (Читает.)

Инна Александровна(сидит, задумавшись). Сереженьке теперь было бы двадцать один год уж… Красивый он был мальчик, на Колю похож был… Анюта, ты его помнишь?

Анна. Нет.

Инна Александровна. А я так помню… Ты, Анюта, била его, ты злая была маленькая. И как скрутило быстро — в три дня. Воспаление слепой кишки — у такого-то крошки! Как стали резать ему животик, так, поверите ли, Иосиф Абрамович…