Том 2. Проза

Накануне Викентий крепко выпил с соратниками. Количество соратников было переменной величиной, зависевшей от количества ящиков пива в чуланчике при помещении штаб-квартиры Общества духовного возрождения России «Золотая орда», занимавшей полуподвал в аварийном доме. Количество же ящиков, в свою очередь, тоже было переменной величиной, зависящей от благосклонности Миши — человека, внешность которого можно было бы назвать невыразительной, если бы не невероятное множество соревновавшихся между собой за место под солнцем мелких прыщиков на бесцветном чухонском лице. Миша время от времени встречался с Викентием на конспиративной явке в служебном помещении рюмочной «У Веселой белочки» и передавал ему устные инструкции и наличные деньги. Щедрость куратора обычно возрастала перед какой-нибудь очередной акцией, в которой требовалось участие «ордынцев». Последнее обострение щедрости случилось неделю назад перед маршем «Очистим Китай-город от китайцев». За отсутствием китайцев, марш закончился безобразной потасовкой в «Китайском летчике Чжао Да», в которой Викентию выбили клык.

Вчера Миша был как-то по-особенному щедр, хотя никакого задания не дал. Он поймал вопросительный взгляд Викентия, направленный на лежавший на столе конверт, и деревянно пошутил: «Это тебе на стоматолога».

(Конверт этот — обычный белый замызганный конверт — почему-то всегда уже лежал перед Мишей на столе, когда Викентий входил в помещение. Миша всегда просил, вынув деньги, класть пустой конверт обратно на стол. Зямзиков ни разу не рискнул поинтересоваться причиной этой маленькой странности.)

Пили сперва пиво, затем водку, поэтому домой Викентий пришел на рогах. У двери его встретила жена Маша, о том же, что случилось дальше, лучше было не вспоминать. У Маши был тяжелый характер, тяжелая рука и потрясающая девичья фамилия — Ульянова-Лемминг. Именно эта фамилия и оказалась в свое время решающим аргументом, заставившим Зямзикова положить конец беспутной холостой жизни. Правда, вторая половина родового имени поначалу смущала его патриотическое нутро, но когда выяснилось, что Лемминги были обрусевшими норвежцами, нутро Викентия не только успокоилось, но даже восторжествовало.

У Викентия имелись свои причины питать слабость к стране, давшей миру селедку Abba и симфоническую сюиту «Пер Гюнт». Поэтому предстоявший брак он воспринимал с волнением, чуть ли не как алхимическую свадьбу Христиана Розенкрейцера.

Действительность оказалась проще и скучней: Маша, несмотря на норвежские корни, была обыкновенной московской барышней, капризной и властной, жестко направляющей плохо слушающегося руля мужа по бурным волнам житейского моря. Давешняя встреча супругов закончилась на истерической ноте. Со словами «Пусть лучше комары пьют мою кровь, чем ты, мудак!», Маша, хлопнув дверью, отправилась спать в лоджию на топчан.

Поэтому Викентий проснулся с тяжелым чувством вины, которое так же неразрывно связано с русским похмельем, как сухость во рту и головная боль. Недомогание усугублялось то и дело одолевавшим Викентия странным ознобом, который он, впрочем, списал на низкое качество закупленной в ларьке водки. Едва продрав глаза, Зямзиков сразу же почувствовал мучительную необходимость угодить Маше, хотя прекрасно понимал, что для этого придется пойти на серьезные жертвы. Было ясно, что простым обещанием завязать с партийными попойками отделаться не удастся.

Оглядев кухню, Викентий увидел стоявшую в углу картонную коробку из-под бананов и наградил ее тоскливым взглядом. Таким взглядом, наверное, смотрел на любимого сына Исаака патриарх Авраам. Коробка явно была той самой жертвой, которая могла удовлетворить злобное божество, по вине Викентия отдавшее свою плоть на растерзание оголтелым московским комарам. И снова космический холодок пробежал по потной волосатой спине вождя «Золотой орды». «Грипп, что ли? — подумал Зямзиков. — Или все же водяра?»

В светло-коричневой картонке содержалась память о прошлой жизни Викентия: любовно собранная коллекция норвежского блэк-метала. Чего только не скрывала в своем чреве сия скромная тара! Плотно, словно шпроты в банке, там спали мегабайты и мегабайты звуковых волн, восхваляющих, призывающих и обожествляющих Князя Тьмы и угодные ему дела: кровосмешение, каннибализм, детоубийство, насилие, погром, этнические чистки, копрофагию, богохульство, осквернение могил и свальный грех. Там можно было найти двойной альбом Massemord/Svartskogg, концертные записи Diabolical Breed, депрессивную темную готику группы Crowhead, бутлеги Lunaris, малоизвестные синглы Crest of Darkness, барабанное неистовство Borknagar, непременные Enherjer, Dimmu Borgir, Darkthrone, и, наконец, Burzum — непревзойденный Burzum несравненного Графа Гришнака, томившегося от вынужденного безделья в двадцатиоднолетнем отпуске, щедро оплачиваемом норвежскими налогоплательщиками.