Том 2. Проза

Этой автобиографии Америка ждала долго и страстно. Несмотря на всю нелепость подобного сравнения, рискнем сказать — так же долго и страстно, как ждала бы Россия автобиографию А. Б. Пугачевой. Ну просто не приходит в голову никакого другого варианта, а все потому, что фигуры, сопоставимой по масштабам с Робертом Циммерманом, у нас — увы! — просто нет (товарища, закричавшего «А Гребенщиков?», попрошу немедленно вывести из зала). И вот дождалась! По крайней мере, первой части. И, похоже, не разочаровалась, судя по восторженным отрывкам из прессы, напечатанным на форзаце. Но это личные проблемы США, нам важнее понять, что Дилан значит для России. К сожалению, практически ничего. А потому, как это со всей очевидностью следует из самого текста мемуаров, плотного, как поэзия их автора, перенасыщенного реалиями до такой степени, что издатели посчитали нужным снабдить книгу комментариями объемом с энциклопедический словарь. Произвольно перемещаясь из года 1959 в год 1987 и обратно, самая скрытная из легенд американской музыки, может, и не раскрывает каких-то своих сокровенных тайн, но зато без лишнего пафоса дает нам понять (вероятно, вовсе не собираясь этого делать), почему Америка — великая страна. При распространившихся сейчас настроениях дешевого антиамериканизма чтение это еще и педагогически полезное. Для того чтобы уследить за этим кипением творческой жизни, требуется очень любить и самого автора, и американскую историю, так что вряд ли эту книгу ждет массовый успех в России. Создавая яркую и многофигурную мозаику встреч, сейшенов, концертов и клубов, Дилан старательно обходит наиболее острые углы — мы так толком и не узнаем, почему в конце 1960-х, будучи фигурой практически политических масштабов и огромного влияния, он резко дистанцировался от молодежной революции и ушел в тень. Немногим яснее становится и сложная матримониальная жизнь «сумрачного гения». Дилан предпочитает писать о своих мимолетных впечатлениях, о летней жаре и осенней свежести, о дорогах Новой Англии и барах дельты Миссисипи, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах — обо всем том, из чего на самом деле и состоит жизнь артиста, положив при этом на потенциальную медийную ценность своих прогулок по волне своей памяти. Формат загадочности выдерживается на все сто, по крайней мере, для любителей простых ответов на сложнейшие вопросы. А для тех, кто до сих пор еще воспринимает артиста как живое, мыслящее существо, а не как подопытную крыску из очередного шоу «За стеклом», будет просто приятно увидеть мир его глазами и подивиться, каким образом весь этот поток увлекательных банальностей, из которых состоит жизнь каждого человека, у одних превращается в, скажем, «Hard Rain A-Gonna Fall» или в «Highway 61 Revisited», а у других — нет.

«Электрошок: записки диджея»

Лоран Гарнье, Давид Брен-Ламбер

Лоран Гарнье, диджей-резидент легендарной манчестерской «Гасиенды», четырехкратный обладатель британской Dance Award, вряд ли нуждается в представлении для знатоков, хотя дебют его в качестве пишущего человека способен вызвать определенные подозрения. «Самое бессловесное искусство», в котором оценка «штырит-нештырит» является чуть ли не вершиной вербализации сложных сомато-психологических переживаний, обычно плохо дружит с печатным станком. Даже на среднестатистическом рэйв-флаере словам совсем, прямо скажем, не тесно. И тем не менее книга сложилась. Это история любви человека к неживому звуку, к клубящейся толпе, любви пылкого парижанина к склизкой Англии и много еще каких экзотических видов любви. Это история эволюции и девальвации, взлета и падения танцевальной культуры, ее финансов и ее зависимостей. Издатели не поскупились воспроизвести дизайн французского издания, поэтому книга смотрится крайне выгодно на фоне пуританского дизайна большинства российских книг. Она сама отчасти смахивает на почему-то очень толстый флайер, в котором неожиданно много букв.

«Горбушка»

Андрей Мухин