Том 2. Повести. Рассказы. Драмы

Тщетно старался бедный феллах доказать жрецам всю незаконность такого отчуждения частной собственности. Жрецы с своей стороны сделали всё, что могли, чтобы вразумить неразумного феллаха, но им так и не удалось убедить владельца в божественности происхождения его собственного быка. Феллах упорно стоял на своем, и Жрецы, приказав ему хранить строжайшую тайну, без дальнейших церемоний увели с собой злополучного быка.

Освещенный утренними лучами солнца храм Аписа представлял великолепное зрелище, производившее впечатление чего-то божественного и таинственного на непосвященных и вызывавшее только улыбку у посвященных, знавших, что за этими таинственными символами ровно ничего не скрывается.

Толпа деревенских женщин собралась под портиком храма и терпеливо ожидала той минуты, когда откроют ворота и примут от них сосуды с молоком, которые они принесли в жертву мнимому новорожденному богу.

Наконец, где-то внутри храма послышался глухой звук рога, и в больших воротах открылась маленькая форточка. Невидимые руки приняли сосуды с молоком, и форточка снова захлопнулась.

В это время в самом святая святых храма стоял в стойле бык Александр и мирно жевал сено, искоса поглядывая на жрецов, усердно намазывавших маслом медовый пирог, который благосклонно изволили кушать высшие духовные особы в честь бога Аписа.

— А молоко-то с каждым днем становится всё хуже, — проговорил кто-то из жрецов.

— Да. Неверие распространяется в народе, — отвечал другой.

— Ну, посторонись же ты, осел! — кричал третий жрец, чистивший скребницей быка. Эти выразительные слова сопровождались не менее выразительным пинком в грудь злополучного животного.

— Да, падает религия, — грустно заметил первый жрец.

— К чёрту все религии, раз они не приносят больше дохода!

— Это всё так, но народу всегда надо иметь какую-нибудь религию, если не теперешнюю, то какую-нибудь новую.

— Да поворотись ты, чучело! — кричал снова жрец, чистивший быка. — Завтра ты, чёрт тебя возьми совсем, будешь изображать боженьку!

После этих слов всё духовенство засмеялось так весело и так громко, как умеют смеяться только духовные особы.

На следующий день бога Аписа покрыли гирляндами и венками, обвили пестрыми шелковыми лентами и повели в процессии за толпой детей и музыкантов вокруг храма для того, чтобы народ мог его видеть и поклониться своему богу.

Сначала, всё шло как нельзя лучше, и первые полчаса ничто не нарушало всеобщего ликования. Но по роковой случайности прежний хозяин злополучного быка Александра, не имея чем заплатить подати, в это самое утро привел в город продавать свою единственную корову. Корова еще стояла на площади, когда из соседней улицы появилась процессия, и мимо покинутой супруги провели её мужа, от ложа и стола которого она была отлучена уже столько месяцев. Бык, чувствовавший в себе необычайную силу после продолжительного невольного вдовства, почуяв близость своей дражайшей половины, забыл про обязанности, которые налагало на него его божеское звание, и поступил совсем по-земному. Он опрокинул своих телохранителей и бросился к своей супруге.

Дело принимало скверный оборот, и надо было во что бы то ни стало спасать положение. В довершение несчастья феллах, увидев своего быка, пришел в неописуемый восторг, забыл про всякую осторожность и стал кричать на всю площадь:

— Ах, мой милый Александр, как же я об тебе соскучился!

Тут священники сразу нашли выход из затруднительного положения.

— Он святотатствует! Смерть осквернителю святыни! — кричали жрецы.

Озверевшая толпа набросилась на феллаха и избила его до полусмерти. Потом он попал в руки полиции, и его поволокли на суд. Здесь от него потребовали, чтобы он рассказал всю правду, но феллах упорно стоял на своем и доказывал, что бык принадлежит ему и что он под именем Александра ходил в их общественном стаде.

Как известно, на суде недостаточно доказать справедливость события, могущего служить оправданием обвиняемому, а потому феллаху надо было защитить себя от обвинения.

— Скажи, правда ли, что ты оскорбил священного быка тем, что при народе назвал его Александром?

— Конечно, я назвал его Александром…

— Довольно! Ты его назвал Александром.

— Конечно… потому что это правда…

— Нельзя говорить правду!

— Стало быть, надо лгать?

— Лгать? Так никто не выражается. Надо говорить так: «уважать чужое мнение».

— А что это значит — «чужое»?

— Ну, это ты понимаешь сам… Это значит — мнение своего ближнего и… ну, и вообще, мнение всех людей…

— В таком случае, господин судья, соблаговолите отнестись с уважением к моему мнению о моем собственном быке и оставьте меня в покое!

— Да понимаешь ли ты, дурень, что надо уважать чужое мнение, а не твое?

— Я понимаю, что «чужое мнение» — это мнение всех людей, кроме феллаха.

— Ты, кажется, начинаешь дерзить? А теперь иди. Я отдаю тебя в полное распоряжение жрецов. Пусть они делают с тобой, что хотят.

Феллаха повели в храм Озириса. Здесь оказалось, что старший жрец гораздо податливей, чем можно было ожидать.