Том 2. Повести и рассказы

— Неужели ты не знаешь? Это каждый знает. Такая черта вокруг города сделана. Она и на карте есть, красная такая. За ней уже нет ничего.

— А ты видел ее?

— Ну, еще бы. Не раз видел. Мы туда даже на экскурсию ездили, — добавил для убедительности Женька.

— Давай поедем вместе, посмотрим.

— Тебя мать не отпустит, — пошел на попятный Женька, — туда ведь далеко, на трамвае ехать долго надо. Нет, не отпустит она ни за что.

— А я скажу, что недалеко пойдем.

— Нехорошо врать родителям, — сказал Женька, повторяя фразу, не раз слышанную им от отца.

— Это ты все врешь про черту, — возразил Коля искусственно спокойным голосом, — да и ничего в ней интересного нету.

— Это я-то вру! — воскликнул Женька. — Ладно, собирайся, поехали ее смотреть!

И они пошли на трамвайную остановку.

Когда вдали показался трамвай, Женька предупредил Колю: — Как подойдет, сразу прыгай в задний вагон, бери пример с меня. Все умные люди всегда в задний вагон садятся, из него выпрыгивать легче.

Мальчики устроились на площадке, трамвай тронулся. Мимо, дребезжа и позванивая, поплыли дома, запестрели вывески. Потоки людей шли по тротуару, закрывались и открывались двери магазинов, автомобили легко бежали по серому асфальту. И хоть трамвай и гремел на ходу, но сквозь этот грохот проступал и иной шум — рокот города, рожденный из тысячи тысяч звуков. Как ручейки, вытекали они из дверей магазинов, из раскрытых окон, из подворотен. Как в реку, втекали они в улицу, в шум автомобилей и трамваев, смешиваясь, сплетаясь, забывая свои истоки.

На одном из перекрестков трамвай остановился, пропуская какие-то большие фургоны.

— Зверей в цирк повезли, — сказал Женька. — Ты был в цирке?

— Нет, еще не был.

— А еще считаешь себя культурным человеком. Обязательно сходи. Ты знаешь, я, может быть, стану укротителем, у меня есть к этому способности.

— Я схожу непременно, — ответил Коля. — Может, и у меня есть способности.

Трамвай продолжал свой путь, пересекая улицу за улицей. Попадались улицы неуютные, как больничные коридоры, — улицы, по которым, казалось Коле, можно ходить только быстрым шагом, как в мороз, лишь бы поскорее вернуться домой. А были и уютные, гостеприимные, — на таких, казалось, можно жить, не заходя в квартиру. И чем дальше шел трамвай, тем многообразнее, бесконечнее представлялся город Коле, и он уже почти не верил, что город где-то кончается.

Но вот улицы стали уже, все больше стало попадаться заборов, больше стало пустырей, развалин, поросших сорной травой. Наконец трамвай остановился у петли, и мальчики вышли.

— Теперь куда пойдем? — спросил Коля.

— Кажется, вот по этой улице надо, — ответил Женька.

Они пошли по улице, долго шли по ней и уперлись в развалины какого-то дома.

— Надо не по этой улице было, — сказал Женька. — Это что-то не то.

— Может быть, спросим у кого-нибудь? — предложил Коля.

— Нет, не стоит спрашивать, — смущенно ответил Женька. — Мы и сами найдем. — Они свернули вправо, пошли по другой улице, потом опять свернули, но все было напрасно. Наконец один переулок привел их на автомобильное кладбище.

— Куда ж ты меня завел? — сказал Коля. — А где же черта города?

— Не знаю, — ответил Женька. — Я в прошлый раз не на этом трамвае ездил. Мы с тобой заблудились, кажется.

— Так бы с самого начала и сказал, что не знаешь дороги. А я тебя серьезным человеком считал.

— Чего придираешься, сам же навязался. Давай пойдем дальше. Или ты, может быть, скис?

— Это ты, наверно, скис, а я никогда не скисаю.

Мальчики вошли в ворота — одна створка ворот валялась в стороне, на земле, и сторожа здесь никакого не было. На низменном болотистом поле виднелись неровные ряды легковых машин и грузовиков — от некоторых остались только остовы.

У самых ворот автомобильного кладбища стояли изувеченные эмки — без покрышек и стекол, широколобые грузовые зисы с пробитыми радиаторами и обугленными бортами; стояло несколько изрешеченных осколками автобусов, и сквозь их серо-зеленую камуфляжную окраску просвечивала местами гладкая эмалевая голубизна — их прежний, мирный цвет. Эти машины умерли насильственной смертью, они были убиты — им бы еще ездить да ездить. А дальше, в конце поля, стояли старинные авторыдваны — нелепые, необтекаемые легковые автомобили давно забытых фирм. Некоторые из них походили на кареты, другие — на извозчичьи пролетки. Эти машины никто не калечил, никто не убивал — они мирно прожили свой долгий век и сами тихо скончались от старости.

Ребята дошли до конца поля, туда, где проходило высокое полотно железной дороги. Здесь было совсем сыро, начиналось болото. Колеса автомобилей тонули в высокой, нездорово-яркой траве. Остовы машин подступали вплотную к железнодорожной насыпи, точно силясь взобраться на нее, уйти из низины, от тоскливой сырости. Остро, кисловато пахло ржавчиной, сорной травой, пустырем.

Мальчики забрались в низкую кабину старинного «Адлера», попробовали повернуть баранку руля, но ничего у них не вышло — руль не вращался. Стекол у кабины не было, в щитке для приборов не было ни одного прибора — чернели только круглые гнезда да торчали какие-то проволочки.