Том 2. Голуби преисподней

Король и его прекрасная спутница ехали по горной стране. Когда они поднялись выше, весь край раскинулся перед ними, словно огромный алый плащ, расшитый блеском рек и озер, золотом широких полей, белизной отдаленных башен. Наконец они достигли первого из пойнтайнских укреплений — мощной крепости, прикрывающей узкий проход, и увидели пурпурный штандарт на фоне голубого неба.

Прежде чем они достигли крепости, из-за деревьев выехал отряд рыцарей, и его предводитель грозным возгласом остановил путешественников. Пойнтайнцы были высокими мужчинами, черноглазыми и курчавыми, как все южане.

— Остановитесь, господа, и скажите, с какими целями прибыли вы в Пойнтайнию!

— Разве Пойнтайния взбунтовалась, — спросил Конан, — если человека в аквилонской одежде задерживают и допрашивают, словно чужеземца?

— Много негодяев разъезжает нынче по Аквилонии, — холодно ответил рыцарь. — Что же касается бунта — если ты имеешь в виду свержение узурпатора, — то да, Пойнтайния взбунтовалась. Ибо мы предпочитаем служить памяти мертвого мужа, чем скипетру живого пса.

Конан сорвал с головы шлем и, тряхнув черной гривой, поглядел говорящему прямо в глаза. Пойнтайнец ошеломленно глядел на него, потом…

— Благие боги! — выдохнул он. — Это король… Он жив!

Недоумение остальных сменилось неудержимым радостным кличем. Они окружили Конана, издавая боевые возгласы и потрясая мечами. Восторг пойнтайнских рыцарей мог до смерти перепугать слабого духом.

— О, Троцеро заплачет от радости при виде тебя, господин! — рычал один из рыцарей.

— И Просперо тоже! — кричал другой. — Наш наместник, как говорится, накрылся плащом печали и день и ночь проклинает себя за то, что не подошел к Валькии вовремя, чтобы погибнуть рядом со своим королем.

— Теперь мы вернем королевство! — надрывался третий и крутил огромным мечом над головой. — Слава Конану, владыке Пойнтайнии!

Металл загремел о металл, и птицы пестрой тучей взлетели с окрестных деревьев. Закипела горячая кровь людей юга, которые желали теперь только одного — чтобы вновь обретенный вождь повел их за славой и добычей.

— Что прикажешь, господин? — кричали они. — Пусть один из нас помчится вперед с радостной вестью! Знамена взовьются над каждой башней, розы усыплют дорогу перед копытами твоего коня, и все лучшее, что есть на юге, склонится перед тобой…

Конан отказался:

— Разве я мог усомниться в вашей верности? Но ветры, веющие над этими горами, долетают и до моих врагов, а я не хочу, чтобы они знали, что я жив… Пока. Проводите меня к Троцеро, но сохраняйте тайну.

Так что ожидаемое рыцарями триумфальное шествие походило скорее на тайное бегство. Двигались быстро, в молчании, отдавая командирам очередных застав распоряжения шепотом. Конан ехал с опущенным забралом.

Горы были малолюдны — навстречу попадались только изгнанники и гарнизоны, стерегущие проходы в горах. У пойнтайнцев не было ни желания, ни необходимости добывать кусок хлеба из этой каменистой земли. К югу от горной цепи раскинулась плодородная и прекрасная равнина до самой реки Алиман, отделявшей Пойнтайнию от Зингара.

За горами зима срывала листья с деревьев, а здесь зеленели высокие буйные травы, паслись стада коней и скота, которыми славилась Пойнтайния. Пальмы и апельсиновые рощи нежились под солнцем, и свет его отражался на пурпурных, золоченых и алых башнях. Это был край тепла и достатка, родина красивых людей и безжалостных воинов, ибо не только суровая земля порождает настоящих мужчин. Пойнтайния была окружена завистливыми соседями, и сыны ее закалялись в непрестанных войнах. С севера страну, правда, защищали горы, но на юге только река отделяла ее от Зингара, и не раз, а тысячу раз воды ее окрашивались кровью. На востоке были Аргос и Офир — королевства гордые и хищные. Рыцари Пойнтайнии удерживали свою землю с помощью меча, и редко им приходилось вкушать мир и спокойствие.

Наконец Конан прибыл в замок Троцеро.

Конан сидел на диване, обтянутом шелком, в роскошном зале, где прозрачные занавеси колыхались от легкого ветерка, а Троцеро, крепкий, подвижный человек с девичьей талией и плечами рыцаря, выглядевший гораздо моложе своих лет, ходил по залу взад-вперед, словно пантера в клетке.

— Позволь провозгласить тебя королем Пойнтайнии! — настаивал он. — Пусть эти северные свиньи сами таскают ярмо, под которое подставили шею. Юг все еще принадлежит тебе. Живи здесь и царствуй над нами среди цветов и пальм.

— Нет, — сказал Конан. — Хоть и не знаю я на свете земли более достойной, чем Пойнтайния, в одиночку ей не выстоять, несмотря на все мужество ее сыновей.

— В течение многих веков этого было достаточно, — ответил Троцеро с ревнивой гордостью, характерной для его народа. — Не всегда мы были частью Аквилонии.

— Я знаю. Но сейчас совсем другие условия, не то, что раньше, когда королевства были разделены на враждующие вотчины. Миновали дни княжеств и вольных городов, пришло время империй. Владыки стремятся к могуществу, и только в единстве сила.