Том 2. Гай Мэннеринг

- Поистине друзей! - повторил Домини. - А послал их тот, кто, как я давно уже вас учил, есть источник всего благого. Вот приехавший из Индии прославленный полковник Мэннеринг; он рожден воином, и в то же время это человек весьма ученый, если принять во внимание, в каких неблагоприятных условиях он был; вот знаменитый адвокат мистер Плейдел, человек точно так же весьма сведущий в науках, но позволяющий себе иногда, правда, нисходить до недостойных настоящего ученого пустяков; а вот мистер Эндрю Динмонт, малый хоть и не очень-то ученый, но, подобно древним патриархам, все же искусный во всем, что касается овечьих отар. Наконец, в числе друзей ваших я сам; по сравнению со всеми этими почтенными людьми у меня были большие возможности учиться, и могу сказать, что я не упустил их и, насколько позволяли мои скромные способности, воспользовался ими. Нам надо будет поскорее возобновить наши занятия, милый Гарри. Я начну все с самых азов... Да, я займусь твоим образованием, начиная с английской грамматики, и доведу его до изучения древнееврейского или халдейского языка.

Читатель, конечно, заметит, что на этот раз Сэмсон проявил совершенно необычную для него словоохотливость. Дело в том, что, когда он увидел перед собою своего ученика, он мысленно вернулся ко времени их прерванных занятий и, перепутав все и вся, ощутил сильнейшее желание засесть с молодым Бертрамом за склады и прописи. Это было тем смешнее, что в отношении воспитания Люси он подобных прав уже не предъявлял. Но Люси выросла у него на глазах и постепенно освобождалась из-под его опеки, по мере того как становилась старше и образованнее и сама начинала в глубине души чувствовать, насколько она лучше его знает, как вести себя в обществе. Что же касается Гарри, то Домини представлял его себе таким, каким он его когда-то оставил. И, почувствовав, что его утраченный авторитет возвращается снова, он пустился в новые пространные излияния. А так как людям редко удается говорить сверх меры, не выставляя себя напоказ, он ясно дал своим собеседникам понять, что, невзирая на то, что он беспрекословно подчиняется мнениям и приказаниям чуть ли не каждого встречного, он твердо убежден, что во всем имеющем отношение к "у-че-но-сти" (так он произносил это слово) он бесконечно выше всех остальных, вместе взятых. Сейчас это, правда, было гласом вопиющего в пустыне, потому что оба, и брат и сестра, были так поглощены беседой о своей прошлой жизни, что не могли уделить нашему достойному должного внимания.

После разговора с Бертрамом полковник Мэннеринг отправился в комнату Джулии и велел служанке выйти.

- Милый папенька, - сказала она, - вы забыли, до которого часа мы просидели вчера, и даже не даете мне времени причесаться, а ведь должны же вы понимать, что вчера вечером волосам моим было от чего стать дыбом.

- Сейчас твоя голова интересует меня только тем, что творится внутри ее, Джулия, а волосами твоими через несколько минут снова займется миссис Минсинг.

- Папенька, - отвечала ему Джулия, - подумайте только, как перепутались сейчас все мои мысли, а вы хотите за несколько минут причесать их. Если бы миссис Минсинг отважилась поступить так же решительно, я неминуемо бы лишилась половины моих волос.

- Ну, раз так, то скажи мне, - сказал полковник, - где они всего плотнее переплелись; я постараюсь распутать этот клубок поосторожнее.

- Да везде, должно быть, - ответила ему дочь. - Все это похоже на какой-то загадочный сон.

- Если так, то я попытаюсь разгадать его смысл. И полковник рассказал дочери о судьбе Бертрама и о его видах на будущее; Джулия слушала его с интересом, который она тщетно старалась скрыть.

- Ну, а как теперь, - продолжал Мэннеринг, - яснее все стало или нет?

- Нет, папенька, все запуталось еще больше. Человек, которого считали убитым в Индии, вдруг возвратился целым и невредимым, будто великий путешественник Абулфуариз, вернувшийся к своей сестре Канзаде и предусмотрительному брату Гуру. Я, кажется, напутала... Канзада это была его жена, но Люси как раз может сойти за нее, а Домини - за брата. А этот веселый сумасброд, шотландский адвокат, явился вдруг, как пантомима в конце трагедии. Но до чего я рада, что к Люси вернется ее состояние!

- Но, по-моему, - сказал полковник, - самое загадочное во всей этой истории то, что мисс Джулия Мэннеринг, зная, насколько беспокоится ее отец о судьбе этого самого Брауна, или Бертрама, как нам теперь надо его называть, видела его в ту минуту, когда он встретился с Хейзлвудом, и ни одним словом об этом не обмолвилась; она допустила даже, чтобы его потом разыскивали повсюду как человека подозрительного и как убийцу.

Джулия, догорая и так еле-еле собралась с духом, чтобы выслушать отца, была теперь совершенно не в силах владеть собой; она невнятно пробормотала, что не узнала в этот момент Брауна, но, убедившись, что отец ей не верит, опустила голову и замолчала.