Читаем Том 2. Гай Мэннеринг полностью

Легко себе представить, что все то, что он там видел и припоминал, не могло привести его ни к каким выводам, кроме тех, которые он сделал тогда еще под непосредственным впечатлением страшного события. И вот "со вздохом тяжким и со стоном" наш бедный Домини завершил свое бесплодное странствие и устало поплелся обратно в Вудберн, задавая своей смятенной душе один и тот же вопрос, который подсказывало ему довольно сильное чувство голода, а именно - завтракал он утром или нет? В этом хаосе чувств и воспоминаний, думая то о потере ребенка, то вдруг устремив мысли на столь далекие от всего этого предметы, как говядина, хлеб и масло, он на обратном пути свернул в сторону от дороги, которой шел поутру, и незаметно очутился близ небольшой полуразрушенной башни, или даже, можно сказать, развалин башни, в месте, которое здешние жители называли Дернклю.

Читатель вспомнит описание этих развалин в двадцать седьмой главе нашего романа; под их сводами молодой Бертрам был свидетелем смерти одного из сподвижников Хаттерайка и нашел себе покровительницу в лице Мег Меррилиз. Уже один вид этих руин внушал страх, а местные легенды утверждали, что там водятся привидения; возможно, что цыгане, так долго жившие по соседству, придумали это сами и, во всяком случае, распространяли эти слухи ради собственной выгоды.

Говорили, что во времена независимости Гэллоуэя Хэнлон Мак-Дингауэй, брат правившего, страной Кнарта Мак-Дингауэя, убил брата своего, государя, и хотел захватить власть, принадлежавшую по праву малолетнему племяннику. Верные союзники и слуги убитого короля, которые стали на сторону законного наследника, преследовали убийцу своей местью, и он вынужден был с немногочисленной свитой, соучастниками его заговора, бежать и скрыться в неприступной крепости, носившей название Дернклюйской башни. Там они и защищались, пока их не одолел голод. Тогда они подожгли здание, а сами предпочли погибнуть от собственных мечей, лишь бы не сдаться своим заклятым врагам. Случилось это очень давно. В основе этой трагической истории, возможно, и лежало какое-то подлинное событие, но потом все переплелось с легендами, в которых было столько веры в нечистую силу и самого фантастического вымысла, что крестьяне из ближайших деревень в вечернее время всегда рады бывали идти дальней обходной дорогой, лишь бы не проходить мимо этих зловещих стен. По ночам возле башни нередко загорались огни, так как место это не раз служило убежищем для разного рода подозрительных людей. Огни эти тоже считались колдовским наваждением; бандитам это было на руку, местные жители считали такое объяснение вполне правдоподобным.

Надо сказать, что наш друг Сэмсон, хоть он и был человеком начитанным, да к тому же еще и математиком, все же не достиг в изучении философии тех глубин, когда существование призраков и могущество колдунов берется под сомнение. Рожденный в век, когда не признавать ведьм значило в глазах людей то же самое, что оправдывать их нечистые деяния, Домини сжился с этими легендами и верил в них так же свято, как верил в бога; усомниться в том и другом для него было одинаково трудно. Подобного рода чувства и привели к тому, что, когда в этот туманный день, уже склонявшийся к вечеру, Домини Сэм-сон проходил мимо Дернклюйской башни, им овладел вдруг какой-то безотчетный страх.

Каково же было его изумление, когда, подойдя к двери, которую навесил там, по преданию, один из последних лэрдов Элленгауэнов, чтобы ни одному путнику не вздумалось зайти в это проклятое место, и которую постоянно держали на замке, спрятав ключ от него в приходской церкви, Домини увидел, что дверь, та самая дверь вдруг распахнулась и фигура Мег Меррилиз, столь хорошо ему знакомая, но нигде не появлявшаяся в продолжение стольких лет, предстала перед его изумленным взглядом! Она выросла прямо перед ним на тропинке, так что он никак не мог обойти ее, - он мог только повернуть назад, но его мужское достоинство этому воспротивилось.

- Отыди! - сказал Домини в испуге. - Отыди. Conjnro te scelestissima nequissima - spurcissiina - iniquissima - atque miserrima - conjuro te![299]

Мег устояла против этого страшного потока превосходных степеней, которые Сэмсон, казалось, извергал из необъятных глубин своего чрева и обрушивал на нее как раскаты грома.

- Что он, с ума, что ли, спятил со всеми своими трескучими заклинаниями? прошептала она.

- Conjuro, - продолжал Домини, - abj uro, contestor, atque viriliter empero tibi.[300]

- И напугал же тебя, видно, дьявол, что ты такую тарабарщину понес! От нее ведь собака, и та сдохнет! Слушай, пустомеля ты этакий, что я тебе говорю, а не то до самой могилы жалеть будешь! Так вот, иди и скажи полковнику Мэннерингу: она, мол, знает, что он ее ищет. И он знает, и я знаю, что кровь кровью смоется и потерянное найдется,

И право Бертрамово верх возьмет На хребтах Элленгауэнских высот.
Перейти на страницу:

Все книги серии Скотт, Вальтер. Собрание сочинений в 20 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза