Читаем Том 2. Гай Мэннеринг полностью

- Так, говоришь, дочь твоя в Вудберне служанкой? А я знал мисс Мэннеринг еще в Индии, и, хотя последнее время мне в жизни не везет, я все же думаю, что она обо мне не забыла. На мое несчастье, я поссорился с ее отцом, который был тогда моим начальником, и я уверен, что мисс Мэннеринг постарается теперь помирить меня с ним. Может быть, дочка твоя согласится передать ей от меня письмо, только так, чтобы полковник не знал.

Старик, приятель всяких контрабандистов, с готовностью обещал ему, что письмо будет обязательно доставлено, а тайна сохранена. Едва только они прибыли в Эллонби, Браун написал письмо Джулии, в котором глубоко сожалел о своем безрассудстве и умолял выслушать его и простить. Он не считал возможным подробнее рассказывать об обстоятельствах, которые ввели его в заблуждение, и старался вообще выражать свои мысли так туманно, что, если бы письмо это даже и попало не по назначению, постороннему человеку трудно было бы понять, о чем в нем идет речь и кто его писал. Старик заверил его, что передаст это письмо дочери в Вудберн и, так как по своим делам ему снова придется возвратиться в Эллонби, он привезет ему туда ответ от мисс Мэннеринг.

А покамест, укрываясь от преследований, наш путник высадился в Эллонби и постарался снять там скромную комнату, которая была бы ему по средствам при его теперешней бедности и где он мог бы жить, не обращая на себя внимания. С этой целью он решил выдать себя за художника Дадли; он достаточно владел кистью, чтобы хозяин дома в Эллонби мог этому поверить. Он сказал, что вещи его должны прибыть из Уигтона, и, стараясь по возможности не выходить из дома, стал ждать, пока придут ответы на письма, посланные поверенному, Деласеру и подполковнику - его начальнику по службе. Первого он просил прислать ему денег, Деласера - если возможно, встретиться с ним в Шотландии, подполковника же он просил письменно засвидетельствовать его военное звание и безупречность его поведения на службе, для того чтобы и как офицер и как дворянин он мог быть вне всяких подозрений. Отсутствие денег причиняло ему такие неудобства, что он даже написал Динмонту, прося одолжить ему небольшую сумму. Он не сомневался в том, что, находясь всего в каких-нибудь шестидесяти - семидесяти милях от него, фермер сразу же удовлетворит его просьбу, которую он мотивировал тем, что его ограбили, после того как они расстались. И тогда хоть и нетерпеливо, но все же совершенно спокойно он стал ждать ответа на эти письма.

В оправдание его корреспондентов следует сказать, что почта тогда доставлялась гораздо медленнее, чем со времени остроумного нововведения Палмера[278]. Что же касается, например, Динмонта, то он никогда почти не получал писем чаще, чем раз в три месяца (кроме того периода, когда он был занят своей тяжбой и по этой причине регулярно посылал на почту); все адресованные ему письма месяц, а то и два оставались лежать у почтового чиновника на окне вместе с разными брошюрами, пряниками, булками и балладами, смотря по тому, чем этот чиновник торговал. К тому же существовал обычай, в те времена еще не изжитый: письмо, посланное из одного города в другой, находящийся милях в тридцати от него, шло круговым путем и, таким образом, проделывало не менее двухсот миль и тогда только вручалось адресату. Преимуществом такого способа доставки было то, что дорогой письмо хорошо проветривалось, почтовые доходы каждый раз увеличивались на сколько-то пенсов, а сам адресат имел случай поупражняться в терпении. В силу этих обстоятельств Браун прожил несколько дней в Эллонби и за это время ни от кого не успел получить ответа; деньги его, несмотря на строжайшую экономию, подходили к концу. В один из таких дней молодой рыбак принес ему письмо. Вот что он прочел в нем:

Вы поступили и нескромно и жестоко. Вы доказали, как мало можно верить вашим заявлениям, что вам дорого мое счастье и мой покой. Ваше безрассудство чуть не стоило жизни человеку достойному и благородному. Что мне еще к этому добавить? Упоминать ли о том, что после вашего дерзкого поступка и всего, что за этим последовало, я серьезно заболела? И увы! - сказать ли что я мучилась, думая о том, как это все должно было отразиться на вас, хоть ваше поведение и было таково, что мучиться, вероятно, не стоило? И, уехал на несколько дней; и, почти совсем поправился. У меня есть основания думать, что поиски ведутся не там, где следовало бы. Но не вздумайте только приезжать сюда. И вашу и мою жизнь потрясли столь жестокие и роковые события, что нечего и думать о возобновлении наших отношений, не раз угрожавших нам катастрофой. Поэтому прощайте и поверьте, что никто не может желать вам счастья искреннее, чем Д. М.

В письме этом содержался такого рода совет, какие даются обычно для того, чтобы, получив его, человек поступал как раз наоборот. Так по крайней мере показалось Брауну, и он сразу же спросил молодого рыбака, не из Портанферри ли он.

- Да, - ответил тот, - я сын старого Уила Джонстона, и письмо это мне дала моя сестра Пегги, что в Вудберне прачкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скотт, Вальтер. Собрание сочинений в 20 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза