Том 2. Докука и балагурье

— Иди домой, — сказал черт, — наградили тебя, дурака, и чтоб за мною больше ни-ни! — а сам злой, с рогами, пальцем грозит, хвост стал дыбом волосатый.

Послушался черта Семен, пошел домой. И стал Семен жить себе да поживать: денег куры не клюют, сыт, пьян, нос в табаке. И задумал Семен жениться.

Вот сидит раз Семен, ест соты-меды, пивом прихлебывает, о молодой жене раздумывает, как с молодою женою жить будет. Хвать, стучат. Отворяет Семен дверь, — а время уж к ночи было, — какие-то люди, кланяются.

— Насилу, — говорят, — мы тебя отыскали, Семен Иванович, ну хоть что хочешь бери, а избавь ты нас от беды: третью ночь покою не имеем, черт засел в доме.

Семен и руками и ногами.

— Спаси, — говорят, — на век наш не забудем дружбу, сделай милость! — да в ноги Семену, плачут.

Ну Семен и пошел. И приходит он в дом, где засел черт, и сейчас же на вышку, да только это рот разинул, черт цап его за горло.

— Ты, — говорит, — зачем?

А Семен едва уж дышит, так черт ему горло стиснул.

— Смотри, — говорит Семен черту, — девять баб пришло таких… которая одна тебя из ямы выгнала… а таких девять пришло.

Тут на что хвост у черта крепок, да и тот задрожал, как листик.

Выпустил черт Семена.

— Уйду, — говорит, — живите, как знаете, с глаз долой за тысячу верст уйду, только не допусти ты до меня этих лихих! — пятился черт, пятился к балкам, да под стреху.

И с той поры ни слуху, ни духу, ровно бы сквозь землю провалился.

1909 г.

Братнина *

1

Хорош был молодец Катеринин брат, все девицы на него заглядывались. Задумал он жениться, но сколько ни смотрел невест, лучше и краше сестры нигде не нашел.

— Поди за меня замуж! — говорит он сестре Катерине.

— Пойду, — говорит Катерина: ей никто так не мил, ей никто так не люб, как родной брат.

Ну, и порешили жениться. Оставалось только свадьбу сыграть.

А ходила по деревне бабушка-задворенка, старуха старая. Проведала старуха про брата с сестрой и приходит в их дом.

Под венец наряжена сидит Катерина. Бабушка к Катерине.

— Разоставь ты, — говорит, — девушка, по всем четырем углам по веретёшку.

Катерина послушала, поставила по четырем углам веретена, сама к венцу идти хочет.

— Ку-ку! — прошипело веретено первое.

— Где ты? — второе окликнуло.

— Брат на сестре женится! — сказало третье.

— Просела! — отозвалось глухо четвертое. Катерина к бабушке. А старуха и говорит:

— Четыре ночи поспать тебе велят, а тогда и замуж пойдешь.

Катерина послушала; четыре ночи одна она будет ждать, а потом и свадьба.

И наступила первая ночь, и слышит Катерина, как сквозь сон где-то далеко кличет:

— Ку-ку! — кто-то кличет.

На вторую ночь, только что заснула она, и опять слышит, окликает:

— Где ты? — окликает кто-то.

На третью ночь в глубоком сне, будто на ухо, сказал кто-то:

— Брат на сестре женится! — сказал кто-то.

А на четвертую ночь, не успела она глаз закрыть, кто-то как крикнет:

— Просела! — крикнул кто-то.

И провалилась Катерина сквозь землю.

2

Страшно было Катерине в потемках, темь там осенняя. Потом стало светать, совсем посветлело. Шла Катерина лесом по сырому бору, долго шла без дороги. И видит Катерина, стоит в лесу избушка, не простая: на курьих ножках, на веретенной пятке. Вошла Катерина в избушку. А в избушке три горницы. Первая горница — скакухи да жага-люхи, лягушки да ящерицы, вторая горница — ползает-бродит слизень: одна голова о семи горлах, третья горница — сидит девушка, вышивает в пяльцах.

Увидала девушка Катерину.

— Что ты! — говорит, — куда зашла? — и рассказала Катерине о избушке: избушка Бабы-Яги, а вернется Баба-Яга, худу быть.

Рассказала Катерина, как провалилась сквозь землю, как попала она в избушку.

— Как бы так от Яги схорониться! — просит Катерина.

А как схорониться? Жалко стало Алёне Катерину. Положила Алёна пяльцы, порылась в сундучке у Бабы-Яги, достала тоненькую хворостинку, пощекотала Катерину под лалаки-горлышко, и обернула Катерину в иголку, а иголку заколола себе в ворот и села опять вышивать в пяльцах.

А Баба-Яга уж едет, помелом машет.

— Фу-фу-фу! Русским духом пахнет! Пообедала я на свадьбе, поужинаю дома!

А в избушке нет никого, все свои, не заметна Бабе-Яге Катерина.

Пошарила Баба-Яга за печкой, заглянула под лавку — нет никого! — и завалилась спать. И спала Баба-Яга по-ягиному без просыпу до белой зари. Белой зарей поднялась Баба-яга, разбудила Алёну, подняла всех скакух, всех жагалюх, села на ступу да в путь на ведьмину свадьбу.

Скрылась Баба-Яга, простыл ее след. Достала Алёна из сундучка ягиную хворостинку, вынула из ворота иголку, поводила хворостинкой по иголке, и стала из иголки Катерина.

Просит Катерина вывести ее на дорогу: вернется Баба-Яга, худу быть.

А Алёна и сама рада.

— Три года живу я у Яги в избушке, — говорила Алёна, — насмотрелась я у Яги чудес всяких. Только уйти не могла, одной трудно, одной не уйти.

Трудно уйти от Бабы-Яги. Как тут уйдешь? Заметит слизень, сын Бабы-Яги, семигорлый, и такой крик подымет, под землей услышит Баба-Яга его голос. Как тут уйдешь?