Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

– Ползу и до того тесно к земле прижимаюсь, как по первому году к молодой жене не прижимался, ей-богу, вот те крест, – серьезно перекрестился Конюков под хохот окружающих. – А потом я за развалину заполз, так он меня из пулемета взять не может и в живых отпустить тоже не хочет; обидно ему – вторую войну все в меня целит, а попасть не может, промахивается. Ну и начал он в меня мины бросать. А кругом грязища… Мина разорвется, а осколки кругом меня шлепают, будто овцы по грязи идут…

– Ну, вы еще тут поговорите, – сказал, прерывая Конюкова, Сабуров, – я сейчас вернусь, – и, отдав обрадованному Конюкову бинокль, вылез из окопа и пошел в соседний взвод.

Минут через тридцать, когда он собирался обратно, он услышал там, где было отделение Конюкова, несколько длинных пулеметных очередей из «максима». Он не успел подумать, с чего бы это вдруг, как сейчас же одна за другой пять или шесть немецких мин просвистели над головой и разорвались примерно там, где был Конюков. Выждав с минуту, Сабуров пополз обратно. Он застал Конюкова и Лопатина сидящими друг против друга в окопе.

– Вот видишь, я же говорил, – неодобрительно произнес Конюков. – Как мы по ему стеганули, так и он по нас.

– Ну и правильно, – отвечал несколько взволнованный Лопатин.

– В чем тут дело? – спросил Сабуров. – Ни в кого не попало?

– Нет, вот только ихнюю фуражечку попортило, – сказал Конюков, приподнимаясь и насмешливо двумя пальцами беря с края окопа лежавшую там донышком вниз фуражку Лопатина. – Они ее, как целиться стали, сняли и вот положили. А немец, аккурат, как яиц в лукошко, туда осколков и насыпал.

Действительно, на дне фуражки лежало два мелких осколка, попавших туда уже на излете и не прорвавших фуражки насквозь, а только немножко поцарапавших ее.

Сабуров, вытряхнув осколки, посмотрел на фуражку.

– Все подумают – моль проела, никто не поверит, если расскажете, что осколки попали.

– А я не буду рассказывать, – усмехнулся Лопатин.

– Значит, это вы стреляли? – спросил Сабуров.

– Я… Вот по тем развалинам. Они мне сказали, там немцы сидят…

– Сидят, так точно, – подтвердил Конюков, – оттого и ответ дали, что сидят.

– А отчего сегодня так редко стреляете по ним? – спросил Лопатин. – Патроны бережете?

– Зачем патроны, – ответил Конюков, – не патроны бережем, а чего же стрелять, пока его не видать. Как его видать будет, так и будем стрелять…

– Кончили разговор? – спросил Сабуров. – Кончили? Ну и хорошо, пойдемте.

Когда они добрались до блиндажа Потапова, Потапов, встретивший их на пороге, опять заговорил о пельменях.

– Очень прошу, хотя бы ради приезда гостя, а, товарищ капитан? – начал Потапов, и именно в этот момент сразу два тяжелых снаряда разорвались позади блиндажа.

Сабуров толкнул Лопатина в блиндаж, а сам, прижавшись к стенке, стал ждать. Вслед за первыми спереди и сзади обрушилось еще десятка полтора снарядов, потом начали рваться мины, и снова снаряды, и снова мины, и так продолжалось минут пятнадцать.

Стараясь перекричать грохот, Потапов уже давал приказания связным, и те по ходам сообщения бежали во взводы.

Сабуров поглядел на небо. Построившись гусиным клином, шли немецкие бомбардировщики. Он прикинул на глаз: отсюда трудно было разобрать, но казалось – их не меньше шестидесяти…

После минутной паузы начала снова бить артиллерия. Сзади блиндажа вздымались черные фонтаны.

– Вот и кончилось затишье, – тихо сказал Сабуров скорее себе, чем Лопатину. – Потапов, – позвал он.

– Слушаю.

– Батальонный комиссар останется у вас, пока не кончится артподготовка. Выберете паузу и пошлете его с автоматом ко мне. Я пойду в батальон.

– Товарищ Сабуров, я с вами, – попросился Лопатин.

– Нет, – резко сказал Сабуров. – Сейчас мы с вами дискуссировать не будем. Потапов выберет минуту и пошлет вас с автоматчиком.

– А не лучше ли…

– Все. Здесь хозяин я. Петя, пошли…

И, выскочив из окопа, Сабуров и Петя быстрыми перебежками двинулись к дому, где помещался штаб батальона.

Затишье действительно кончилось, и Сабуров, переползая от воронки к воронке, подумал о том, что если самое большее через полчаса не начнется немецкая атака, – значит, он еще ничему не научился на этой войне.

XII