Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

Джокич. Неправда! У вас молодая рука. (Отпускает ее руку.) Кто еще в комнате?

Тихий. Пан Мачек.

Джокич(пожимая руку Мачеку). Славко Джокич.

Тихий. Полковник Петров.

Джокич(держа руку Петрова). Русский? У вас сильная рука. Вы молодой?

Петров. Мне тридцать восемь.

Джокич. Как мне…

Тихий. И, как мы, он тоже был в Мадриде.

Джокич. Когда?

Тихий. В тридцать седьмом,

Джокич. Мы были и позже.

Петров. Я тоже был до конца. Только уже не в Мадриде.

Джокич. А где?

Петров. Везде понемножку. Тогда моя специальность была – мосты.

Джокич. Я вас понял. Да?

Петров. Да.

Тихий. Так я пойду тебе за одеждой. Пани Божена!

Божена. Да, да, иду. (Выходит.)

Тихий идет вслед за Боженой.

Джокич. Вспоминаете Испанию?

Петров. Да.

Джокич. И я. Там я выпустил свою первую пулю по фашистам.

Петров. Я тоже.

Джокич. Это не забывается. Как юность.

Пауза.

Сколько мне на вид?

Петров. По-солдатски, правду?

Джокич. Конечно. Зеркало мне уже никогда не скажет правду. Значит, правду должны говорить люди.

Петров. Шестьдесят.

Мачек. Вы давно не брились. И, вероятно, устали.

Джокич. Дайте руку.

Мачек подает ему руку и через секунду вскрикивает.

(Отпускает его руку.) Простите. (Петрову.) Нет, мы еще не устали. Верно, товарищ полковник? Не устали. Хотя иногда, по правде сказать, дьявольски тянет домой, в Черногорию.

Петров. Я один раз летал к вам в Черногорию. У вас хороший народ, маленький, но неукротимый.

Джокич. А почему маленький? Маленьких народов нет. Есть народы, которые согласились считать себя маленькими. А мы не согласились. У нас, у черногорцев, даже есть такая поговорка: «Разве можно нас победить, когда нас да русских двести миллионов?»

Входит Божена.

Божена. Я все приготовила. Юлий, возьмите под руку и проводите.

Джокич. Спасибо, пани Божена. Богуслав обладает таким талантом рассказчика, что я почти вижу вас. (Выходит об руку с Мачеком.)

Божена. У него совсем молодой голос… Почему вы мне никогда не рассказывали, что были в Испании?

Петров. Не пришлось к слову.

Божена. У вас всегда – не пришлось к слову. Вы называете наш дом домом ваших друзей?

Петров. Да.

Божена. Почему же вы никогда, ни одним словом не обмолвились вашим друзьям о вашей жизни, о том, что…

Петров. О чем? Есть вещи, о которых лучше не говорить. Но вам, очевидно, кто-то сказал…

Божена. Да, мне…

Петров. Не надо, не говорите – кто. В таких случаях я сержусь, а это сейчас лишнее… Да. Вам сказали правду. Я многого лишился за эту войну и не знаю, приобрету ли когда-нибудь вновь хоть часть этого. По вашим представлениям, этого достаточно, чтобы чувствовать себя несчастным. Я уже несколько раз замечал, как вы смотрели на меня с состраданием. Но вы ошибаетесь, я не несчастен. У меня есть другое счастье. Мир еще далеко не так хорошо устроен, как мне этого хочется. И я буду иметь честь и счастье бороться за это до дня своей смерти. Ну и довольно! Не сердитесь на меня. Мне очень не хочется больше говорить об этом.

Божена. Хорошо, не будем.

Пауза.

Я вам буду петь.

Входит Мачек.

Мачек. Пришлось разрезать ему оба сапога сверху донизу. Все-таки чертовы свиньи эти немцы!

Божена. Юлий, сядьте за рояль.

Мачек. Зачем?

Божена. Я буду петь. Играйте вот это. (Показывает одним пальцем.)

Мачек берет аккорд.

Нет, не то. Не надо! Лучше вот это. (Протягивает Мачеку ноты.)

Мачек играет.

Божена(после долгой паузы запевает).

Под каштанами Праги
Мы сидели с тобой,
И каштаны над нами
Осыпались листвой.
Было все уже в прошлом,
Как сухая листва,
В пожелтевшую реку
Осыпались слова.

(Вдруг оборвав песню, Петрову.) Что вы молчите?

Петров. Я слушаю вас.

Божена. Нет, вам это не нравится… Я знаю. (Мачеку.)

Перестаньте же играть!.. (Петрову.) Я спою вам вашу… русскую. Мне пела ее Маша в лагере… Юлий!

Мачек. Я не знаю этой песни.

Божена. Это просто. Вот. (Из-за плеча Мачека одним пальцем подбирает аккомпанемент. Поет.)

Мачек аккомпанирует.