Наконец, братание наций имеет в наши дни, более чем когда бы то ни было, чисто социальный смысл. Пустые мечты о создании европейской республики, об обеспечении вечного мира при соответствующей политической организации стали так же смешны, как и фразы об объединении народов под эгидой всеобщей свободы торговли; и в то время как все сентиментальные химеры подобного рода совершенно теряют свою силу, пролетарии всех наций без шума и громких фраз начинают действительно брататься под знаменем коммунистической демократии. Ведь одни только пролетарии и могут действительно сделать это, ибо буржуазия каждой страны имеет свои особые интересы, а так как эти интересы для неё превыше всего, она не способна подняться выше национальности, и её два-три теоретика со всеми своими прекрасными «принципами» ничего здесь не могут поделать, ибо они оставляют в неприкосновенности эти противоречивые интересы, как и вообще весь существующий порядок, и способны только на фразу. А пролетарии во всех странах имеют одни и те же интересы, одного и того же врага, им предстоит одна и та же борьба; пролетарии в массе уже в силу своей природы свободны от национальных предрассудков, и всё их духовное развитие и движение по существу гуманистично и антинационалистично. Только пролетарии способны уничтожить национальную обособленность, только пробуждающийся пролетариат может установить братство между различными нациями.
Следующие факты подтвердят всё только что сказанное мной.
Ещё 10 августа 1845 г. в Лондоне подобным же образом была торжественно отпразднована годовщина трёх событий: революции 1792 г., провозглашения конституции 1793 г. и образования «Демократической ассоциации», основанной самой радикальной фракцией английской партии движения 1838–1839 годов.
Эта самая радикальная фракция состояла из чартистов, пролетариев, как это само собой разумеется, но пролетариев, ясно сознававших цель чартистского движения и стремившихся ускорить её осуществление. Если большинство чартистов тогда ещё думало только о передаче государственной власти в руки рабочего класса и лишь у немногих нашлось время подумать об использовании этой власти, то члены этой ассоциации, сыгравшей в тогдашнем подъёме движения значительную роль, были единодушны в этом вопросе: они были прежде всего республиканцами, и именно такими республиканцами, которые провозгласили конституцию 1793 г. своим символом веры, отвергали всякое объединение с буржуазией, в том числе и с мелкой, и отстаивали мнение, что угнетённый имеет право использовать в борьбе против своего угнетателя все те средства, которые угнетатель пускает в ход против него. Но и на этом они не останавливались: они были не только республиканцами, но и коммунистами, и притом коммунистами, отвергавшими религию. Ассоциация прекратила своё существование, когда спал революционный подъём 1838–1839 гг., но её деятельность не пропала даром: она сильно способствовала укреплению активности чартистского движения, развитию заложенных в нём коммунистических элементов. Уже на упомянутом праздновании 10 августа были высказаны как коммунистические, так и космополитические принципы; наряду с требованием политического равенства было выставлено требование равенства социального, и тост за демократов всех наций был принят с энтузиазмом.
В Лондоне и раньше делались попытки объединить радикалов различных наций; такие попытки терпели крушение отчасти из-за внутренних разногласий в среде английских демократов и из-за неосведомлённости о них иностранцев, отчасти из-за принципиальных расхождений между партийными лидерами различных наций. Препятствие к объединению, порождённое национальными различиями, так велико, что даже давно проживавшие в Лондоне иностранцы, при всех своих симпатиях к английской демократии, почти ничего не знали о происходившем у них на глазах движении и о действительном положении вещей; они смешивали радикальных буржуа с радикальными пролетариями и пытались свести как друзей на одном и том же собрании самых отъявленных врагов. Англичане тоже отчасти по этим причинам, отчасти из-за недоверия к другим нациям допускали подобные же промахи, которые были тем более возможны, что успех такого рода переговоров неизбежно зависел от большего или меньшего единодушия нескольких лиц, стоявших во главе комитетов и большей частью лично между собой незнакомых. При прежних попытках эти лица выбирались крайне неудачно, так что дело всякий раз весьма быстро замирало. Но потребность в таком братании ощущалась слишком живо. Каждая неудавшаяся попытка только побуждала к новым усилиям. Когда одни демократические вожди в Лондоне теряли интерес к делу, на их место являлись другие; в августе 1845 г. снова были предприняты попытки к сближению, на этот раз не оставшиеся бесплодными[170], и празднование 22 сентября, уже объявленное раньше другими лицами, было использовано, чтобы публично провозгласить союз проживающих в Лондоне демократов всех наций.