Том 2

Но ещё более деморализующим образом, чем бедность, действует на английских рабочих необеспеченность их существования, необходимость проедать изо дня в день весь свой заработок, одним словом, именно то, что делает их пролетариями. И в Германии мелкие крестьяне большей частью бедны и часто терпят нужду, но они меньше зависят от случая, они хоть имеют, по крайней мере, что-то определённое. Но пролетарий, не имеющий решительно ничего, кроме своих рук, проедающий сегодня то, что он заработал вчера, зависящий от всевозможных случайностей, лишённый всякой гарантии, что он сможет добыть средства для удовлетворения своих самых насущных потребностей, — ибо всякий кризис, всякий каприз хозяина может лишить его куска хлеба, — этот пролетарий поставлен в самое возмутительное, самое нечеловеческое положение, которое только можно себе представить. Существование раба, по крайней мере, обеспечено личной выгодой его владельца; у крепостного всё же есть кусок земли, который его кормит; оба они гарантированы, по меньшей мере, от голодной смерти; а пролетарий предоставлен исключительно самому себе и в то же время ему не дают так применить свои силы, чтобы он мог на них целиком рассчитывать. Всё то, что пролетарий в состоянии сделать сам для улучшения своего положения, лишь капля в потоке тех случайностей, от которых он зависит и над которыми он ни малейшим образом не властен. Он — лишённый воли объект всевозможных комбинаций и стечений обстоятельств и может считать себя счастливым, если ему удаётся хотя бы некоторое время кое-как просуществовать. И само собой понятно, что его характер и образ жизни определяются этими обстоятельствами: либо он стремится удержаться на поверхности этого водоворота, спасти своё человеческое достоинство, — а это он может сделать, только выражая протест^{105} против буржуазии, против того класса, который эксплуатирует его так беспощадно и затем бросает на произвол судьбы, который хочет удержать его в этом недостойном человека положении; либо он перестаёт бороться против положения, в которое поставлен, считая эту борьбу бесплодной, и лишь старается использовать насколько возможно отдельные благоприятные моменты. Копить ему незачем, так как того, что он может скопить, в лучшем случае хватит на несколько недель жизни, а если он останется без работы, то несколькими неделями дело не ограничится. Приобрести себе собственность надолго он не в состоянии, а если бы ему это удалось, он перестал бы быть рабочим, и другой стал бы на его место. Что же ему ещё делать, когда он получает хорошую плату, если не жить хорошо? Английский буржуа недоумевает и возмущается по поводу «широкой» жизни рабочего в период, когда заработная плата высока. А ведь не только вполне естественно, но даже разумно, чтобы люди наслаждались жизнью, пока возможно, вместо того чтобы собирать сокровища, которые им не принесут никакой пользы и в конце концов всё равно станут жертвой моли и ржавчины, т. е. буржуазии. Но подобный образ жизни деморализует больше, чем всякий другой. То, что Карлейль говорит о рабочих бумагопрядильной промышленности, применимо ко всем промышленным рабочим Англии:

«Сегодня у них дела блестящи, завтра плохи — постоянная азартная игра; они и живут, как игроки: сегодня в роскоши, а завтра в голоде. Мрачное, мятежное недовольство — самое тяжёлое чувство, какое только может жить в груди человека, — пожирает их. Английская торговля со своими конвульсивными колебаниями, распространяющимися на весь мир, со своим ни с чем не сравнимым Протеем-паром, сделала ненадёжными для них все пути и держит их как бы в заколдованном кругу; трезвость, твёрдость, прочное спокойствие, первые блага человека, им чужды… Этот мир для них не родной дом, а мрачная темница, полная бессмысленных и бесплодных мук, возмущения, злобы и ненависти против себя самих и всего человечества. Что же это — мир, утопающий в зелени и цветах, устроенный и управляемый богом, или это мрачно клокочущий, наполненный купоросными парами, хлопчатобумажной пылью, пьяными выкриками, яростью и мучительной работой ад, созданный и управляемый дьяволом?»^{106}

И дальше, стр. 40:

«Если несправедливость, измена истине, действительности и мировому порядку является единственным подлинным злом на земле, если сознание, что с тобой поступают неправильно, несправедливо, является единственным нестерпимым чувством, то наш великий вопрос о положении рабочих сводится к следующему: справедливо ли всё это? И прежде всего: что они сами думают о справедливости такого положения дела?…Их слова служат достаточным ответом, а их поступки тем более… Возмущение, злобное мстительное стремление восстать против высших классов всё более и более овладевает низшими классами; всё более падает у них уважение к светским властям и доверие к поучениям духовных пастырей. Настроение это можно порицать, можно за него наказывать, но нельзя отрицать его существования: все должны знать, что такое положение печально, и, если всё останется по-старому, оно может оказаться роковым».