Том 2

— Он захватил меня силой, — ответил Джон Мэтчем. — Он выкрал меня из моего родного дома, одел меня в этот наряд, вез меня так долго, что у меня чуть не разорвалось сердце, насмехался так, что я чуть не плакал. А когда мои друзья погнались за нами, он посадил меня к себе за спину, чтобы их стрелы попали в меня! Одна из них ранила меня в ногу, и теперь я слегка хромаю. Но придет день суда, и он заплатит за все!

— Уж не надеешься ли ты попасть в луну из арбалета? — сказал Дик. — Он храбрый рыцарь, и рука у него железная. И если он догадается, что я помог тебе удрать, мне будет плохо.

— Бедный мальчик! — сказал Джон Мэтчем. — Он твой опекун, я знаю. По его словам, он и мой опекун тоже. Он, кажется, купил право на устройство моего брака. Я в этом плохо разбираюсь, но у него есть какой-то повод притеснять меня.

— Ты опять называешь меня мальчиком! — сказал Дик.

— А разве ты хочешь, чтобы я тебя называл девочкой, добрый Ричард? — спросил Мэтчем.

— Только не девочкой, — ответил Дик. — Я девчонок терпеть не могу!

— Ты говоришь, как мальчишка, — сказал Джон Мэтчем. — Ты гораздо более думаешь о девчонках, чем хочешь сознаться.

— Вот уж нет! — решительно сказал Дик. — О девчонках я никогда и не вспоминаю. Черт с ними! Я люблю охоту, сражения, пиры, я люблю веселую жизнь в лесах. А девчонки на такие дела не годятся. Была, впрочем, одна не хуже мужчины. Но ее, бедняжку, сожгли, как ведьму, за то, что она вопреки природе одевалась по-мужски.

Мастер Мэтчем набожно перекрестился и прошептал молитву.

— Что ты делаешь? — спросил Дик.

— Молюсь за ее душу, — ответил Мэтчем дрогнувшим голосом.

— За душу ведьмы? — воскликнул Дик. — Ну что ж, молись за нее. Это была лучшая девушка в Европе, и звали ее Жанна д'Арк. Старый Эппльярд-лучник рассказывал, как удирал от нее, словно от нечистой силы. Это была храбрая девушка.

— Если ты не любишь девушек, добрый мастер Ричард, — возразил Мэтчем,

— ты не настоящий мужчина. Ибо господь нарочно разделил род человеческий на две части и послал в мир любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.

— Вздор! — сказал Дик. — Ты много думаешь о женщинах потому, что ты молокосос, младенец! По-твоему, я не настоящий мужчина. Ну что ж, слезай с коня, и я чем угодно — кулаками, или мечом, или стрелой — на твоей собственной персоне покажу тебе, мужчина я или нет.

— Я не воин, — сказал Мэтчем поспешно. — Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто пошутил. А о женщинах я заговорил потому, что слышал, будто ты скоро женишься.

— Я? Женюсь? — воскликнул Дик. — Первый раз слышу! На ком же я женюсь?

— На Джоанне Сэдли, — ответил Мэтчем, краснея. — Это затея сэра Дэниэла. Эта свадьба ему выгодна: он получит деньги и жениха и невесты. Мне говорили, что несчастная девушка горько плачется на судьбу. Не знаю, быть может, она так же, как ты, питает отвращение к брачной жизни, а может быть, ей просто не нравится жених.

— От свадьбы, как от смерти, никуда не уйдешь, — проговорил Дик покорно. — Так она убивается, говоришь? Видишь, какие бестолковые эти девчонки! Убивается, хотя ни разу меня не видела. Разве я убиваюсь? Нисколько. Если мне придется жениться, я плакать не стану… Ты знаешь ее? Расскажи мне, какая она. Красавица или урод? И какой у нее нрав: добрый или сварливый?

— А не все ли тебе равно? — сказал Мэтчем. — Если нужно жениться, ты женишься. Какое тебе дело, урод она или красавица? Это все пустяки. Ты ведь не молокосос, мастер Ричард. Если тебе придется жениться, ты плакать не станешь.

— А ты умеешь поддеть! — ответил Шелтон. — Разумеется, мне все равно.

— Приятный муж будет у твоей жены! — сказал Мэтчем.

— У нее будет такой муж, какого ей сулило небо, — возразил Дик. — Я не лучше других и не хуже.

— Несчастная девушка! — воскликнул Мэтчем.

— Чем же она такая несчастная? — спросил Дик.

— Она выходит замуж за человека, сделанного из дерева, — сказал Мэтчем. — О горе! Деревянный муж!

— Я, вероятно, действительно сделан из дерева, — сказал Дик, — раз ты едешь на моем коне, а я иду пешком. Но если из дерева, так из хорошего.

— Добрый Дик, прости меня! — воскликнул Мэтчем. — Я пошутил. У тебя самое доброе сердце во всей Англии! Прости меня, милый Дик!

— Вздор, — сказал Дик, смущенный пылкостью своего товарища. — Ты меня ничуть не обидел. Я, хвала святым, не обидчив.

Ветер дул им в спину и внезапно донес до них резкий звук трубы; это трубил трубач сэра Дэниэла.

— Тише! — сказал Дик. — Труба!

— Ах! — сказал Мэтчем. — Они заметили, что я удрал, а у меня нет коня!

Он смертельно побледнел.

— Не трусь! — ответил Дик. — Ты их здорово обогнал, а до перевоза уже рукой подать. Это у меня нет коня, а не у тебя.

— Увы, меня поймают! — воскликнул беглец. — Дик, добрый Дик, помоги мне!

— А разве я тебе не помогаю? — сказал Дик. — Мне жаль тебя, только уж очень ты труслив. Слушай же, Джон Мэтчем, — если тебя действительно зовут Джон Мэтчем: я, Ричард Шелтон даю слово доставить тебя невредимым в Холивуд. Да покинут меня святые, если я покину тебя. Ободрись, сэр Трус. Дорога уже становится лучше. Пришпорь коня. Скорей! Скорей! Обо мне не заботься: я бегаю, как олень.