— Я вижу одного человека! — сказал он. — Он вооружен и несет в руке корзинку!
— Открой дверь! — сказал я. — Открой. Умслопогас, возьми свой топор и встань около двери. Впусти одного человека. Если за ним последует другой, убей его!
Дверь была открыта. В тени встал Умслопогас с поднятым топором. В это время на небе появился месяц. После минутной паузы показался масай, одетый в полный боевой наряд, с корзинкой в руке. Луч месяца заблестел на его огромном копье. Это был физически мощный человек, лет тридцати пяти, высокий, превосходно сложенный. Я никогда не видел между масаи людей меньше шести футов роста. Остановившись напротив нас, он бросил корзину и воткнул копье в землю.
— Позволь нам говорить! — сказал он. — Первый вестник, которого мы послали, не может говорить! — Он указал на мертвую голову (ужасающее зрелище при свете месяца). — Но я имею слова, чтобы сказать вам их, если у вас есть уши, чтобы слышать их. Я принес вам подарки! — Он показал нам корзину и засмеялся с небрежным видом, поистине удивительным, так как он был окружен врагами.
— Говори! — сказал мистер Макензи.
— Я —
Мистер Макензи кивнул головой.
— Хорошо! Мы не ссорились с тобой и твоей дочерью и не желаем беспокоить тебя, хотя мы взяли твой скот — двести сорок голов! Пригодится для наших отцов![58]
Мистер Макензи застонал, так как высоко ценил свой скот, который заботливо хранил и растил.
— Кроме скота мы ничего не тронем, и потом, — добавил он простодушно, поглядывая на стену, — из этого места трудно достать кого-нибудь! Но эти люди — другое дело. Мы следили за ними дни и ночи и должны убить их. Если мы вернемся к себе в крааль, не убив их, все девушки будут смеяться над нами. Они должны умереть. Пусть слышат теперь твои уши мое предложение! Мы не трогали белую девочку. Она слишком красива, и дух ее смел. Отдай нам одного из этих трех людей, — жизнь за жизнь! Мы отдадим тебе девочку и с ней также черную женщину. Прекрасный обмен, белый человек! Мы просим отдать только одного из троих, мы найдем другой случай убить двух других. Я предпочитаю взять этого толстого, — он указал на сэра Генри, — он выглядит силачом и не так скоро умрет!
— А если я скажу, что не выдам ни одного? — сказал мистер Макензи.
— Не говори так, белый человек! — отвечал воин. — Тогда дочь твоя умрет, а черная женщина говорит, что у тебя только одно дитя. Будь она старше, я взял бы ее себе в жены, но она очень мала, и я убью ее своей собственной рукой вот этим копьем! Ты можешь прийти и посмотреть, если хочешь! Вот тебе мое условие! — дикарь громко засмеялся.
Все это время я раздумывал и пришел к заключению, что я должен заменить собой Флосси. Я боялся только недоразумения. В моем решении не было ничего героического. Это было дело простого здравого смысла и справедливости. Моя старая, негодная жизнь никому не нужна, а девочка только начинала жить. Ее смерть убила бы родителей, а обо мне некому горевать. Напротив, несколько благотворительных учреждений порадовались бы моей смерти.
Тем более, дорогое, милое дитя ради меня попало в это положение! Кроме того, мужчина легче встретит смерть в такой ужасной форме, чем слабое, нежное дитя. Я не трус и от природы смелый человек, но мой план заключался в том, чтобы прежде всего выручить девочку из беды, а затем убить себя, надеясь, что Всемогущий простит мне самоубийство в таких исключительных обстоятельствах. В несколько секунд все эти мысли промелькнули в моей голове.
— Хорошо, Макензи, — сказал я, — скажите дикарю, что я буду выкупом за Флосси, но что я ставлю условием, чтобы она была дома, прежде чем они убьют меня!
— Нет! — вскричали вместе и сэр Генри, и Гуд. — Это невозможно!
— Нет, нет, — возразил миссионер, — я не запачкаю своих рук человеческой кровью! Если Богу угодно, моя дочь умрет, на то Его святая воля. Вы храбрый и благородный человек, Квотермейн, но я не позволю вам сделать это!
— Если другого исхода нет, я сделаю это! — сказал я решительно.
— Это важное дело, — сказал мистер Макензи, обращаясь к лигонани, — мы должны подумать! На рассвете мы дадим ответ!