Трудно было расшатать его железные нервы! Месяц клонился все ближе к горизонту и наконец исчез. Стало темно. Только на востоке небо начало бледнеть, предвещая скорое появление зари.
Мистер Макензи стоял с часами в руке, жена держала его за руку, стараясь подавить рыдания.
— Двадцать минут четвертого, — произнес он, — скоро будет достаточно светло. Капитан Гуд мог бы отправляться, три или четыре минуты уйдет на дорогу!
Гуд кивнул головой и еще раз протер свой монокль. Всегда учтивый, он раскланялся с миссис Макензи и отправился занимать свою позицию у крааля, куда его должны были провести туземцы знакомыми тропинками. Явился мальчик с сообщением, что в лагере масаев все крепко спят, за исключением двух часовых, которые прохаживались у входа. Затем выступили все мы. Сначала шел проводник, за ним — сэр Генри, Умслопогас, аскари, двое туземцев из миссии вооруженные длинными копьями и щитами. Я шел за ними, рядом с Альфонсом и пятью туземцами, которые имели ружья. Миссионер замыкал шествие с остальными шестью слугами.
Крааль, где расположились лагерем масаи, находился у подошвы холма, в восьмистах ярдах от миссии. Первые пятьсот ярдов мы прошли благополучно. Затем поползли — тихо, как леопард за добычей, скользя, как призраки, из куста в куст. Пройдя немного, я оглянулся назад и увидал Альфонса. Он едва держался на ногах, с бледным лицом и дрожавшими коленями. Его винтовка со взведенным курком почти упиралась в мою спину. Благополучно отняв винтовку у Альфонса, мы продолжали свой путь, пока не очутились в сотне ярдов от крааля. Зубы Альфонса начали стучать самым ужасным образом.
— Перестаньте, или я убью вас! — прошептал я свирепо. Мысль о том, что все может погибнуть из-за этого стука зубов, вовсе не улыбалась мне. Я начал бояться, что повар выдаст всех нас, и искренно желал, чтобы он остался где-нибудь позади.
— Но, сударь, я не могу ничего поделать, — отвечал он, — мне холодно!
Это была трудная задача, но, к счастью, я быстро решил ее. В кармане моем находился маленький кусочек грубой материи, которым я чистил ружье.
— Возьмите ее в рот, — прошептал я, отдавая ему тряпку, — если я услышу еще звук, вы погибли!
Я знал, что тряпка смягчит стук зубов. Альфонс безропотно повиновался мне и вел себя тихо.
Мы снова поползли. Осталось около пятидесяти ярдов до крааля. Между ним и нами находилось пустое пространство, поросшее кустами мимоз и сухим кустарником. Мы спрятались в кустах. Начало светать. Звезды побледнели, и восток заалел. Мы ясно видели очертания крааля и легкий отблеск потухавших костров в лагере масаев. Мы остановились и прислушались, зная, что часовой находится близко. Он появился — высокий, статный человек — и лениво прохаживался в пяти шагах от заросшего кустарником входа. Мы надеялись убить его сонным, но он и не думал спать. Если нам не удастся убить его, убить тихо, без звука, без стона — мы пропали! Мы спрятались и продолжали наблюдать за ним. Умслопогас, находившийся впереди меня, повернулся, сделал мне знак, и в следующую секунду я увидел, что он лег на живот и пополз, как змея, по траве, выжидая случая, когда часовой повернет голову. Часовой беззаботно замурлыкал песню. Умслопогас полз незамеченным, добрался до кустов мимозы и ждал. Часовой расхаживал взад и вперед, потом обернулся и взглянул на стену. Умслопогас проскользнул ближе, прячась позади кустов и не сводя глаз с воина. Глаза часового устремились на дорожку между кустами, и, казалось, что-то удивило его. Он сделал несколько шагов вперед, остановился, зевнул, взял маленький камень и бросил его в кусты. Камень пролетел над головой Умслопогаса, не задев его кольчуги. Если бы он задел ее, то звук непременно выдал бы нас. К счастью, кольчуга была сделана из темного металла и не блестела. Убедившись, что в кустах нет ничего, воин оперся на свое копье и лениво посмотрел на кусты. Он стоял так минуты три, погруженный в задумчивость, а мы лежали, терзаясь опасениями, каждую минуту ожидая, что будем открыты благодаря какой-нибудь случайности. Я снова услышал, как стучат зубы Альфонса, — даже через тряпку, — повернулся к нему и состроил свирепое лицо. Наконец пытка пришла к концу. Часовой взглянул на восток, видимо довольный, что близится смена, и принялся потирать себе руки и ходить взад и вперед, чтобы согреться.