К сожалению, Вар опередил историю своей цивилизаторской миссией почти на полтора тысячелетия, ибо приблизительно столько времени прошло, пока Германия созрела для «рецепции римского права». В самом деле, римское право с его классическим расчленением отношений частной собственности должно было показаться просто абсурдным германцам, у которых развившаяся лишь в незначительной степени частная собственность осуществлялась только на основе общинной собственности на землю. Точно так же и торжественная обстановка римского судебного процесса с отводами и постоянными отсрочками должна была показаться германцам, привыкшим по обычаю предков в какие-нибудь несколько часов самостоятельно творить суд и расправу в открытом народном суде, лишь способом, при помощи которого им отказывали в каком бы то ни было правосудии, а окружавшая проконсула толпа стряпчих и крючкотворов — тем, чем они и были в действительности, т. е. настоящими разбойниками. И вот германцы должны были отказаться от своего свободного суда, где товарищ судил товарища, и подчиняться безапелляционному приговору одного человека, который вел дело на чужом языке, на основе в лучшем случае чуждого им и к тому же совершенно неприменимого права, да еще сам был заинтересованной стороной. Свободный германец, которого, по Тациту, только жрец имел право ударить в редких случаях, который подвергался смертной казни лишь за измену своему племени, а в остальных случаях мог штрафом (вергельдом) искупить всякий ущерб, даже убийство, который к тому же привык сам приводить в исполнение кровную месть за себя и за своих родных, — должен был теперь ложиться под розги и секиру ликтора. И все это только для того, чтобы создать условия для высасывания соков из страны посредством податей в пользу фиска, вымогательства и взяток в пользу проконсула и его подручных.
Но Вар просчитался. Германцы не были сирийцами. Своей насильно навязываемой римской цивилизацией он произвел впечатление на них только в одном отношении. Он лишь показал соседним племенам, состоявшим в вынужденном союзе с Римом, какое невыносимое иго угрожало им, и вызвал среди них своими насилиями такое единство, которого они до тех пор никогда не могли добиться.
Вар стоял с тремя легионами в Германии, Аспрен с двумя другими — на Нижнем Рейне, всего в пяти-шести переходах от центрального пункта позиции — Алезии. Против такой силы мог быть успешным только внезапный и решительный удар, нанесенный после длительной и тщательной подготовки. Путь заговора был, таким образом, предопределен. Организовать его взял на себя Арминий.
Арминий, происходивший из родовой знати племени херусков, сын Сегимера, бывшего, по-видимому, предводителем дружины в своем племени, провел свою раннюю молодость на римской военной службе, хорошо знал язык и нравы римлян и был частым и желанным гостем в римской главной квартире; его верность, казалось, была вне всяких подозрений. Еще накануне нападения Вар полагался на него, как на каменную стену. Веллей называет его «юношей благородного происхождения, храбрым, сметливым — не в пример другим варварам, юношей, лицо и глаза которого светились внутренним огнем; который был нашим постоянным спутником во время прежних походов» (т. е. против германцев) «и вместе с правом римского гражданства имел также и звание римского всадника».
Но этого мало: Арминий был крупным политическим деятелем и выдающимся полководцем. Решив положить конец господству римлян на правом берегу Рейна, он без колебаний воспользовался и всеми необходимыми для этого средствами. Надо было привлечь на свою сторону по крайней мере большую часть военной знати херусков, которая находилась уже под весьма сильным влиянием римлян, и втянуть в заговор хаттов и хавков и особенно бруктеров и сигамбров, находившихся под непосредственным римским игом. На все это требовалось время, хотя почва и была подготовлена вымогательствами Вара; и на это время нужно было усыпить бдительность Вара. Для этой цели воспользовались его страстью к судопроизводству и форменным образом дурачили его.
«Германцы», — рассказывает Веллей, — «при всей своей дикости — настоящие продувные бестии и словно созданы для лжи; кто сам не испытал этого, едва ли поверит; они разыгрывали перед ним бесконечные выдуманные тяжбы: то подавали жалобы друг на друга без всякого основания, то благодарили его за то, что он все рассудил с римской справедливостью, что их дикость уже начинает уменьшаться под влиянием новых, ранее им неизвестных дисциплины и порядка, и то, что раньше обычно решалось оружием, теперь разбирается согласно праву и справедливости. Таким образом, они до того вскружили ему голову, что он стал совершенно беззаботным и ему начинало казаться, что он городской претор, который творит суд на форуме, а не командующий римскими войсками в центре Германии»[307].