Общее славянское рабство под «всероссийским кнутом» (стр. 67). Но и это невозможно. В Европе количественно почти на одну треть больше славян, чем немцев. Несмотря на это никогда панславянское государство не сравняется могуществом и настоящею «государственно-военной» силой с империей пангерманской. Почему? „Потому что в немецкой крови, в немецком инстинкте, в немецкой традиции есть страсть «государственного» порядка и «государственной» дисциплины“; у славян же наоборот: „поэтому, чтобы дисциплинировать их, надо держать их под палкой, в то время как всякий немец с «убеждением» (auf Ьberredung) свободно съел бы палку. Его свобода состоит именно в том, что он «вымуштрован» и «охотно преклоняется» перед всяким начальством. Притом немцы — народ серьезный и работящий; они учены, бережливы, «нарядливы, отчетливы и расчетливы», что не мешает им, когда надо, а именно, когда того хочет начальство, отлично драться. Они доказали это в последних войнах. К тому же их военная и административная организация доведена до наивозможнейшей степени совершенства, степени, которой никакой другой народ никогда не достигнет. Так вообразимо ли состязаться с ними на поле «государственности»?“ (стр. 68, 69).
„Немцы ищут жизни и свободы своей в «государстве»: для славян же «государство» — гроб. Они ищут своего освобождения вне «государства», не только в борьбе против немецкого «государства», но во «всенародном бунте» против всякого «государства», в социальной революции“ (стр. 69). „Но «государства» сами не валятся; их может только повалить всенародная и всеплеменная, интернациональная социальная революция“ (стр. 69).
Противогосударственная природа, составлявшая до сих пор их
Приближается время полного освобождения «чернорабочих масс» и „их вольной общественной организации «снизу вверх» без всякого «правительственного» (dirigierende, regierungsmassige) вмешательства, при помощи вольных экономических, «народных» (dem Volk gehцrig, цffentlich) «союзов» (Verbindung, Allianz, Koalition, Bundnis), «помимо» всех старых государственных границ и всех национальных различий, на одном основании производительного труда, общечеловеческого и вполне солидарного при всем своем разнообразии“ (стр. 70).
„Национальность не есть общечеловеческое начало, а есть исторический, местный факт, имеющий несомненное право, как все «действительные» и безвредные факты, на общее «признание». Всякий народ или даже «народец» имеет свой особый характер, свою манеру, составляющие «именно» (grade) суть национальности, суть результата всей исторической жизни и всех условий жизни национальности. Всякий народ точно так же, как и всякое лицо, есть «поневоле» то, что он есть, и имеет несомненное право быть самим собой“. Отсюда вытекает все так называемое «национальное право» (стр. 70).
Но из этого не следует, чтобы один выставлял свою национальность. другой свою индивидуальность, как «особые» начала. „Чем меньше они думают о себе и чем более «проникаются» общечеловеческим «содержанием», тем более оживотворяется и получает смысл национальность одного и индивидуальность другого“ (стр. 71). Так и славяне только тогда завоюют «свое законное место» в истории и в свободном братстве народов, когда они проникнутся вместе с другими мировыми интересами (стр. 71).
„В Германии реформация очень скоро утратила характер «бунта», несвойственного немецкому темпераменту, и приняла вид «мирной государственной» реформы, послужившей немедленно основанием для «самого правильного», систематического, ученого государственного деспотизма. Во Франции после долгой и кровавой борьбы, послужившей не мало к развитию свободной мысли в этой стране, они (стремления к реформе) были раздавлены торжествующим католицизмом. В Голландии, в Англии, а вслед за тем и в Соединенных Штатах Америки они создали новую цивилизацию, по сущности своей «антигосударственную», но «буржуазно-экономическую» и либеральную“ (стр. 72).
Это место очень характерно для Бакунина; подлинно капиталистическое государство для него антиправительственно; во-вторых, различие в развитии Германии, с одной стороны, Голландии и Англии — с другой, он выводит не из изменившихся условий мировой торговли, а и т. д.