Том 17. Рассказы, очерки, воспоминания 1924-1936

— Вот посмотрите, как советский крестьянин-колхозник примеряется жить. Конечно, можно бы обоями оклеиться, однако, во избежание тараканов, обои отрицаю. Так что кое-какую заботу о культуре имеем, в меру возможности. Тоже и понимать в существе жизни начинаем кое-что. — Говорил он хвастливо, но в то же время как бы спрашивая глазами: так ли всё это? Сухое, суровое лицо его стало мягче. Приятель спросил:

— Партиец?

— Это — впереди. Покамест — советский колхозный гражданин. Трудодней у меня порядочно вышло, получил по шесть кило, кроме всего прочего, на лесозаготовках прирабатываю. Есть корова. Купил жене пальто за тридцать пять червонцев, — могу показать.

— Не надо, — сказала жена, укладывая ребёнка в кроватку, рядом со своей.

— А ты бы, вместо пальто, корову другую купил, на твою семью одной мало, — посоветовал товарищ.

— Вот видишь? — обрадовалась жена. — Я тебе тоже говорила!

— Значит — ещё корову надо купить? Так, — неопределённо сказал хозяин.

— Дети у тебя на полу спят, это им нездорово.

— Кровать надо? Понимаем. А где её поставить?

— Пришей к избе ещё комнату.

— Ещё-о? — насмешливо протянул хозяин, — какой ты добрый!

И, прищурясь, он спросил:

— Ты, что ж, в кулаки загоняешь меня? Тебе — какая власть дана: дело делать али шутки шутить?

— Шутить с тобой я буду после того, как ты вторую корову купишь, да комнату пристроишь, да и вообще начнёшь образцово жить в пример другим. Получишь ты за это премию, вот тогда мы с тобой и пошутим, — сказал ему товарищ.

— Слышите, как власть наша говорит? — обратился хозяин к людям. Они слушали молча, изредка покашливая, перешёптываясь, количество их незаметно возрастало, они, плотной массой, занимали уже почти половину комнаты, и от их дыхания огонь лампы потускнел, в избе становилось сумрачно. Пристально глядя на товарища, хозяин продолжал:

— Работать, конешно, следует без расчёта на премии, ведь премии-то мы вроде как сами себе выдаём. К тому же я здесь не один таков, есть не хуже меня, а получше.

Приятель мой спросил: сколько времени грудному ребёнку? Оказалось: две недели. Тогда приятель поставил ещё вопрос:

— А ты, поди-ко, уже спишь с женой-то?

— Ну, а как же? На то и жена.

Даже в сумраке видно было, что жена густо покраснела, а женщины зашептались слышнее, раздались смешки, вздохи. Тут приятель произнёс маленькую речь о необходимости беречь женщин после родов и ещё раз сказал о пользе второй комнаты, где жёны в последние месяцы беременности и некоторое время спустя после родов могли бы спать отдельно от мужей. В ответ на эту речь раздался одобрительный гул бабьих голосов:

— Верно, товарищ!

— Вот — спасибо, что сказал!

— Уж это — так надобно нам, бабам…

Высунулась бойкая старушка, которая обещала рассказать на том свете про аэросани, — высунулась и торжественно заявила:

— Вот она, тётки, наша-то власть — видали? Молодой, а — какие дела понимает! А бывало, становой пристав али урядник…

Речь её прервал густой мужской голос:

— Насчёт второй горницы — правильно! От нашей тесноты ребятишки страдают, приходится им раньше время понимать чего не надо…

Хозяин утвердительно кивнул головой:

— Это-так! Признаюсь за всех: на одной постеле — не воздержишься. И про детей — верно. Эх, дела-то сколько!

— Радио у вас нет, — заметил товарищ. Хозяин нахмурился:

— Радио нет! — подтвердил он. — Оно, радио-то, елементов требует, а за елементом надо в город ехать, почти сотню километров. Радио нам — не присягает.

И, повысив голос, он начал говорить строго:

— Ты вот слышал, как пьяный человек кричал, что он — от скуки глуп? Это он крикнул из души. Жить нам скушновато, особенно тем, которые города понюхали, в Красной Армии служили. И деньжонки есть, и зарабатывать их приятно стало, а как откачнёшься от работы, примерно, в выходной день; так, знаешь, и… некуда себя ткнуть. Нас тут около трёхсот домов, а собраться негде.

Товарищ напомнил о церкви.

— Думали про церковь, — сказал хозяин. — Мала, стара, тёмная, скуку в ней, может, сто лет копили. Нет, церква нам не играет. Конешно, и её можно в пользу обратить, а думаем, что лучше бы нам новенький домок взогнать для собраний.

— Клуб называется, — сказал кто-то из толпы.

— Клуб не клуб, а дело нужное. Молодёжь у нас в школе спектакли ставит по «Театру в деревне», школа от этого, от возни в ней, много терпит, а удовольствия народу — маловато. И пьески — для глупых.

— Ну, что же? Старайтесь, это в вашей доброй воле, — сказал товарищ, а хозяин продолжал:

— Ежели всё пойдёт так, как пошло, — мы построимся. У нас тут свои плотники найдутся, они могут сгрохать домик, хоть в три этажа. А до той поры ты бы, товарищ, помог нам, достал бы небольшой, сил в двадцать, что ли, моторчик, тогда мы бы всё село осветили, да и радио завели, между прочим…

Эти слова особенно взволновали граждан, вперебой раздались крики:

— Керосину не хватает нам, товарищ!

— Лампочки зажечь надо…

— Вон как чуваши осветились!

— Тише, пожалуйста! — попросила хозяйка, — детей перепугаете.

— Ну да, испугаешь их!

— Чего наши дети боятся? — как будто сожалительно спросил кто-то.