Том 17. Лурд

— Господа! — воскликнул доктор Бонами с наигранным добродушием глубоко принципиального ученого. — Вы знаете, что мы проходим мимо случаев, связанных с нервными заболеваниями. Заметьте все же, что эта женщина полгода лечилась в больнице Сальпетриер, однако ей пришлось приехать сюда, чтобы вновь обрести дар речи.

Тем не менее доктор Бонами проявлял признаки нетерпения, ему хотелось преподнести парижскому приезжему какой-нибудь выдающийся случай, какие иногда бывали во время процессии в четыре часа дня — время наибольшей экзальтации, когда святая дева являла свою милость и вступалась за своих избранников. До сих пор случаи выздоровления, констатированные в бюро, были сомнительны и неинтересны, А из-за двери доносилось пение псалмов, топот и гомон толпы; она лихорадочно жаждала чуда, все более возбуждаясь от ожидания.

Вошла девочка, улыбающаяся и скромная, с серыми глазами, сверкавшими умом.

— А, вот и наша крошка Софи!.. — радостно воскликнул доктор. — Замечательный случай выздоровления, господа, который произошел как раз в это время в прошлом году; прошу разрешения показать вам результаты.

Пьер узнал Софи Куто, чудесно исцеленную девочку, которая вошла в его купе в Пуатье. И перед ним повторилась сцена, разыгранная в вагоне. Доктор Бонами подробнейшим образом объяснял белокурому журналисту, который внимательно слушал его, что у девочки была костоеда на левой пятке; началось омертвение тканей, требовавшее операции, но стоило погрузить ногу в бассейн, как страшная гнойная язва в одну минуту исчезла.

— Софи, расскажи, как это было.

Девочка своим обычным милым жестом потребовала внимания.

— Так вот, нога у меня стала совсем плохая, я даже не могла ходить в церковь, и ногу надо было все время обертывать тряпкой, потому что из нее текла какая-то дрянь… Доктор Ривуар сделал надрез, он хотел посмотреть, что там такое, и сказал, что придется удалить кусок кости, но я стала бы хромать… Тогда, помолившись как следует святой деве, я окунула ногу в источник: мне так хотелось исцелиться, что я даже не успела снять тряпку… А когда я вынула ногу из источника, на ней уже ничего не было, — все прошло.

Доктор Бонами подтверждал каждое ее слово кивком головы.

— Повтори нам, что сказал доктор, Софи.

— Когда доктор Ривуар увидел в Вивонне мою ногу, он сказал: «Мне все равно, бог или дьявол вылечил эту девочку, — важно, что она выздоровела».

Раздался смех, острота имела явный успех.

— А что ты сказала графине, начальнице палаты, Софи?

— Ах да… Я взяла с собой очень мало тряпок и сказала: «Пресвятая дева хорошо сделала, что исцелила меня в первый же день, а то у меня скоро кончился бы весь мой запас».

Снова раздался смех; миленькая девочка всем понравилась, и хотя она слишком развязно рассказывала свою историю, которую, по-видимому, заучила наизусть, но впечатление производила очень трогательное и правдивое.

— Сними башмак, Софи, покажи господам ногу… Пожалуйста, ощупайте ее, чтобы у вас не оставалось сомнений.

Девочка проворно разулась и показала беленькую, опрятную ножку с длинным белым шрамом под лодыжкой, доказывавшим серьезность заболевания. Несколько врачей подошли и молча осмотрели ее. Другие, у которых уже составилось определенное мнение на этот счет, не двинулись с места. Один из подошедших очень вежливо поинтересовался, почему святая дева, раз уж она решила исцелить девочку, не даровала ей новую ногу, ведь ей бы это ничего не стоило. Но доктор Бонами поспешил ответить, что святая дева оставила рубец в доказательство свершившегося чуда. Он пустился в изложение специфических подробностей, доказывал, что часть кости и кожные покровы были восстановлены мгновенно, но все же случай оставался необъяснимым.

— Боже мой! — перебил белокурый журналист. — Зачем столько шума! Пусть мне покажут палец, порезанный перочинным ножиком и зарубцевавшийся от воды источника: это было бы не меньшее чудо, и я преклонился бы перед ним.

Затем он добавил:

— Если бы в моем распоряжении был источник, вода которого так затягивает раны, я перевернул бы весь мир. Не знаю как, но я призвал бы народы, и народы пришли бы. Я доказывал бы чудеса исцеления с такой очевидностью, что стал бы хозяином мира. Подумайте, каким бы я обладал могуществом, — я стал бы почти равен богу!.. Но чтобы не оставалось ни малейшего сомнения, я принимал бы во внимание только истину, сияющую как солнце, — тогда весь мир увидел бы и поверил.

Журналист стал обсуждать с доктором способы проверки больных. Он согласился, что всех больных невозможно обследовать по прибытии. Но почему бы не выделить в больнице особую палату для больных с наружными язвами? Таких оказалось бы самое большее человек тридцать, их предварительно осмотрела бы комиссия. Она составила бы протоколы, можно было бы даже сфотографировать язвы. И если бы последовало исцеление, комиссии оставалось бы только удостоверить его и вновь запротоколировать. Речь шла бы не о внутренней болезни, диагноз которой всегда спорен. Факт был бы твердо установлен.

Несколько смущенный, доктор Бонами повторял: