Том 16

Подобно Дюма, Стивенсон — романтик; рассказать интересную историю для него важнее, чем показать человеческие типы и ход человеческой жизни. Правда, в «Похищенном» и «Катрионе» он почти в равной мере поглощен сюжетом и характерами, то есть близок к золотой середине; а к концу жизни, в «Отливе» и в «Уире из Гермистона», он склонялся к реализму; но в общем это романтик. Как заметил Эндрю Лэнг в предисловии к Суонстонскому изданию его сочинений, он «никогда не искал свои темы в главном русле современной жизни, никогда не пытался растолковать читателям знакомую им действительность». Во всем, что написал Стивенсон, чувствуется человек пытливого и смелого ума, неизменно благородный в житейских делах, неповинный в болезненном самоанализе, даже немного страшащийся слишком углубляться в суть вещей. Главный его недостаток как романиста в том, что он брался за темы, едва ли достойные его таланта. Там, где тема, как в «Докторе Джекиле и мистере Хайде», достаточно серьезна, он не решается раскрыть ее до конца, и результат получается несколько ущербный. В «Отливе» он сам встревожен своим бескомпромиссным подходом к тому, что наши критики любят называть «изнанкой» жизни. Как он закончил бы «Уира из Гермистона», трудно сказать, но, вероятно, он уклонился бы от намеченной трагической линии (как вы, может быть, помните, его любовникам уготован счастливый конец или, вернее, отъезд в Америку).

Как рассказчик, Стивенсон, хоть и в меньшем масштабе, не хуже Дюма и Диккенса; а проворством и быстротой он их превосходит. У Стивенсона нет длиннот. Главная тема у него всегда одна и та же: тема всех романтиков борьба между добром и злом, между героем и злодеем, причем героиня часто отсутствует либо только подглядывает из-за ограды. Ибо в Стивенсоне было что-то вечно юное, и недаром он написал Virginibus Puerisque [39].

Из его романов «Похищенный» и «Катриона», взятые вместе, бесспорно, всего значительнее. Здесь, помимо интереснейшей фабулы, есть превосходно сделанные типы. Алан Брек и Давид Бальфур имеют все шансы навсегда остаться выразителями горной и равнинной Шотландии, а Катриона и Барбара Грант лучшие из созданных им женских характеров. Но, помимо этого, здесь все овеяно гордой любовью к Шотландии, запахом вереска и моря, и редко в какой книге так передана атмосфера домашнего очага. На второе место я ставлю «Владетеля Баллантрэ». Эта книга отлично выдерживает опасный метод повествования от первого лица, а сам «Владетель» — первостатейный мерзавец. Я питаю слабость к «Черной стреле», этой увлекательной истории, в которой дана на редкость живая картина средневековья. «Остров сокровищ», разумеется, стоит особняком как вымысел в чистом виде. В «Отливе» и «Морском мародере» несколько смещена перспектива, что почти неизбежно в книгах, написанных двумя авторами [40], но я лично перечитываю их с удовольствием. «Сент-Ив» это одна из тех превосходных книг, которые невозможно запомнить, а потому всегда можно перечитать; ей бы следовало остаться незаконченной. «В затруднении» — по-настоящему веселая вещь. Без «Доктора Джекиля и мистера Хайда» я вполне мог бы обойтись. Это наименее стивенсоновская из написанных им книг, хотя — таков врожденный дух противоречия читающей публики — именно она принесла ему известность и, как я на днях прочел, до сих пор считается вершиной его творчества. Что касается «Уира из Гермистона», то я не разделяю популярного мнения сэра Сиднея Колвина, будто он должен был стать лучшей книгой Стивенсона. Книга эта интересна, поскольку в ней сделана решительная попытка отойти от романтизма; но очень уж ясно обнаруживается в ней слабость Стивенсона, когда он пытается по-настоящему раскрыть внутренний мир человека. Арчи не удался, и Кристину, как мне кажется, ожидала та же участь.