Том 15

Известно, что именно этот принцип и лежал первоначально в основе организации Credit Mobilier. Менее авантюристическая партия, представляемая Фульдом и другими ренегатами времен Луи-Филиппа, предлагает новый национальный заем, сумма которого определяется одними в 400, другими — в 700 миллионов франков. «Times» в сегодняшней передовой статье, отражая, по-видимому, точку зрения Сити, утверждает, что Франция вследствие своего экономического кризиса совершенно парализована и лишена влияния в Европе. Однако «Times» и Сити ошибаются. Если правительству декабрьского переворота удастся пережить зиму без больших внутренних потрясений, то весной оно затрубит к войне. Это не устранит внутренних затруднений, но заглушит их.

В одной из предыдущих статей я указывал, что спекуляция хлопком в Ливерпуле за последние недели весьма напоминает самые безумные времена железнодорожной горячки 1845 года. Зубные врачи, хирурги, адвокаты, кухарки, вдовы, рабочие, конторские служащие и лорды, актеры и духовенство, солдаты и портные, газетные сотрудники и содержатели меблированных комнат, мужчины и женщины — все спекулировали на хлопке. Покупались, продавались и перепродавались ничтожные партии от одной до четырех кип. Более значительные партии хлопка месяцами оставались лежать на том же самом складе, хотя за это время двадцать раз менялись их владельцы. Кто покупал хлопок в 10 часов, в 11 часов уже продавал его с надбавкой в 1/2 пенса на фунт. Таким образом один и тот же хлопок в течение десяти часов нередко до шести раз переходил из рук в руки. Однако на этой неделе наступило нечто вроде затишья, которое можно объяснить единственно тем разумным доводом, что фунт хлопка (средний сорт орлеанского хлопка) достиг цены в 1 шиллинг, а двенадцать пенсов составляют шиллинг и являются, следовательно, круглым числом. Поэтому каждый заранее решил сбыть свои запасы, лишь только будет достигнут этот максимум. Отсюда внезапное увеличение предложения и последующая реакция. Как только англичане освоятся с мыслью, что цена фунта хлопка может подняться и выше 1 шиллинга, эта пляска святого Витта возродится в еще более безумных формах.

Последний официальный отчет о британском вывозе и ввозе, опубликованный министерством торговли, отнюдь не рассеял мрачного настроения. Таблица вывоза охватывает девятимесячный период с января по сентябрь 1861 года. Она показывает, по сравнению с тем же периодом 1860 г., сокращение вывоза почти на 8 миллионов фунтов стерлингов. Из них только 5671730 ф. ст. приходится на вывоз в Соединенные Штаты, остальная же сумма распределяется между британской Северной Америкой, Ост-Индией, Австралией, Турцией и Германией. Увеличение вывоза имеет место только в отношении Италии. Так, например, экспорт английских хлопчатобумажных товаров в Сардинию, Тоскану, Неаполь и Сицилию возрос с 756892 ф. ст. в 1860 г. до 1204287 ф. ст. в 1861 году; экспорт английской хлопчатобумажной пряжи повысился с 348158 ф. ст. до 538373 фунтов стерлингов; экспорт железных изделий увеличился со 120867 ф. ст. до 160912 ф. ст. и т. д. Эти цифры имеют немаловажное значение для понимания английских симпатий к итальянской свободе.

В то время как экспортная торговля Великобритании сократилась почти на 8 миллионов ф. ст., ее импортная торговля возросла в еще большей степени, — обстоятельство, которое никоим образом не способствует выравниванию платежного баланса. Этот рост ввоза происходит, главным образом, за счет увеличения импорта пшеницы. Если за первые восемь месяцев 1860 г. стоимость импортированной пшеницы составляла всего лишь 6796131 ф. ст., то за тот же период текущего года она достигла 13431487 фунтов стерлингов.

Наиболее примечательным явлением, о котором свидетельствует таблица ввоза, является быстрое увеличение импорта из Франции, достигающего уже сейчас почти 18 миллионов ф. ст. (в год), между тем как английский вывоз во Францию немногим превышает вывоз разве в Голландию. Политики континентальных стран до сих пор не заметили этого совершенно нового явления в истории современной торговли. Оно доказывает, что экономическая зависимость Франции от Англии примерно в шесть раз превышает экономическую зависимость Англии от Франции, особенно если не ограничиваться только рассмотрением цифр в таблицах английского вывоза и ввоза, но и сравнить их с таблицами французского ввоза и вывоза. При этом оказывается, что в настоящее время Англия стала для Франции главным экспортным рынком, между тем как Франция осталась для Англии совершенно второстепенным экспортным рынком. Отсюда ужасная боязнь конфликта с «коварным Альбионом», несмотря на шовинизм и хвастливые фразы относительно Ватерлоо.