Зрелище было поистине прекрасным. Дым и гром всех береговых батарей смешивался воедино; массивные силуэты броненосных кораблей, стоявших уступами друг за другом, виднелись в красноватой дымке, образуя густой лес мачт, то появлявшихся, то исчезавших. «Нормандия» проходила среди этих мрачных великанов, приветствуемая криками «ура!» Прохождение сквозь строй английского флота длилось около двух часов.
Когда, часов в семь вечера, «Нормандия» прибыла в Саутгемптон, на ней были подняты флаги расцвечивания.
Один из друзей капитана Харви, г-н Расколь, директор «Курье де л'Эроп», ждал его в порту. Он удивился праздничному виду корабля.
— В честь кого это вы подняли флаги, капитан? В честь хедива?
Капитан ответил:
— В честь изгнанника.
«В честь изгнанника» означало: в честь Франции.
Мы не рассказали бы об этом факте, если бы он не был созвучен с тем величием, которое проявил капитан Харви в последние минуты своей жизни.
Эти последние минуты таковы.
Через три года после парада на Ширнесском рейде, вскоре после того, как он вручил своему июльскому пассажиру 1867 года приветственный адрес от моряков Ламанша, в ночь на 17 марта 1870 года капитан Харви совершал свой обычный рейс из Саутгемптона на Гернсей. Море окутывала мгла. Капитан стоял на мостике и маневрировал с большой осторожностью, ибо шел ночью и в тумане. Пассажиры спали.
«Нормандия» была большим судном, должно быть самым лучшим из почтовых пароходов, курсировавших по Ламаншу: шестьсот тонн водоизмещения, двести пятьдесят английских футов в длину и двадцать пять в ширину; она была «молодой», как говорят моряки: ей не было и семи лет. Она была построена в 1863 году.
Туман сгущался; пароход вышел из устья реки Саутгемптон и находился в открытом море, оставив Иглы примерно в пятнадцати милях за собой. Он двигался медленно. Было четыре часа утра.
Темнота была абсолютной; низкая пелена нависла над судном и окутывала его; с трудом можно было различить верхушки мачт.
Нет ничего более страшного, чем слепые корабли, идущие ночью.
Внезапно из пелены тумана вынырнула темная масса, подобная огромному призраку, пенящему волны, — гигантский утес, прорезавший ночной мрак. Это была «Мэри», большой винтовой пароход, шедший из Одессы в Гримсби с грузом в пятьсот тонн зерна; развив огромную скорость, всей своей тяжестью «Мэри» шла прямо на «Нормандию».
Нет никакой возможности избежать столкновения: настолько мгновенно появляются эти корабли — призраки в тумане. Это встречи без предварительного сближения. Прежде чем ты различишь опасность, ты уже мертв.
«Мэри», шедшая на всех парах, врезалась в борт «Нормандии» и пробила его.
Поврежденная сама от удара, она остановилась.
На «Нормандии» было двадцать восемь человек экипажа, женщина-стюардесса и тридцать один пассажир, из которых двенадцать женщин.
Толчок был ужасен. В одну минуту все выскочили на палубу — мужчины, женщины, дети — и, полуодетые, бегали, кричали и плакали. Волна яростно била внутрь судна. Котел машины, залитый водой, задыхался.
На корабле не было водонепроницаемых переборок; спасательных кругов не хватало.
Капитан Харви, стоя на командирском мостике, крикнул:
— Молчать! Внимание! Шлюпки на воду! Сперва женщины, затем пассажиры-мужчины, потом экипаж. Надо спасти шестьдесят человек.
Всего было шестьдесят один, но о себе он забывал.
Спустили шлюпки. Все бросились к ним. От поспешности и давки шлюпки могли опрокинуться. Помощник капитана Оклфорд и три боцмана — Гудвин, Беннетт и Уэст — сдерживали толпу, обезумевшую от страха. Спать — и вдруг, сразу умереть — это ужасно.
Тем временем, покрывая все крики и шум, раздавался низкий голос капитана, и во тьме шел обмен короткими фразами:
— Механик Локс!
— Есть, капитан!
— Как котел?
— Залит.
— Огонь?
— Затушен.
— Машина?
— Заглохла.
Капитан позвал:
— Лейтенант Оклфорд!
Тот отозвался:
— Есть, капитан!
Капитан спросил:
— Сколько минут нам осталось?
— Двадцать.
— Этого достаточно, — сказал капитан. — Пусть каждый спускается на шлюпку в свой черед. Лейтенант Оклфорд, пистолеты при вас?
— Да, капитан.
— Пулю в лоб любому из мужчин, который попытается пройти раньше женщины.
Все замолчали. Никто не протестовал. Толпа чувствовала над собой власть этого человека огромной души.
«Мэри», со своей стороны, тоже спустила шлюпки на воду и пришла на помощь пострадавшим от катастрофы, вызванной ею.
Спасание проходило в полном порядке и почти без всякой борьбы. Как всегда, кое-кто проявил жалкий эгоизм; зато были и примеры героического самопожертвования.
Харви, стоя на капитанском мостике, бесстрастно и властно командовал, руководил, занимался всем и всеми, внося уверенное спокойствие в общую растерянность, и, казалось, отдавал приказания самой стихии; можно было подумать, что она ему повиновалась.
Внезапно он крикнул:
— Спасите Клемана!
Клеман был юнга, еще ребенок.
Корабль постепенно погружался в воду.
Шлюпки между «Нормандией» и «Мэри» сновали взад и вперед с предельной быстротой.
— Торопитесь! — кричал капитан.
На двадцатой минуте пароход затонул.
Сначала зарылся в воду нос, потом корма.