Констебль (входя в приемную). Инспектор велел передать, вас больше не потребуют, мэм. (Уходит.)
Дарелл. Идем Энн, идем, подальше от всего этого.
Энн (поворачивает к нему лицо с закрытыми глазами). Поправь мою маску, Джефф, она соскользнула.
Дарелл (гладит ее по лицу). Сокровище мое! (Берет ее под руку, ведет к выходу.)
Полковник Роуленд (круто поворачивается и быстро направляется к выходу). Нет, это черт знает что, так бы, кажется, и взял их всех на мушку!
Вытягивает руку, словно прицеливаясь из ружья.
Констебль. Простите, сэр?
Полковник Роуленд (сознавая, что получилось смешно). Не вас, милейший…
Констебль. Вам что-нибудь требуется, сэр?
Полковник Роуленд. Да, вот эту ораву с разинутым ртом.
Выходит. Констебль стоит, разинув рот, выпучив глаза, потом обводит взглядом пустую комнату, словно выискивая следы повреждения, подвигает на место стул, поднимает газету, складывает ее; идет в дальний конец комнаты и обнаруживает на скамье трубку Одихема; хватает ее с таким видом, точно арестует преступника, держит перед собой в вытянутой руке, разглядывает со всех сторон, словно вещественное доказательство преступления, затем прячет в боковой карман и застегивает его. Наконец, окинув последний раз внимательным взглядом всю комнату, берет газету и идет к двери.
Голос Одихема (снаружи). Выйдите с ней на воздух, на улицу. Я сию минуту; трубка моя там осталась.
Входит в приемную, идет к скамье. Констебль наблюдает за ним с невозмутимым видом.
Одихем (в недоумении). Вот тут я ее оставил. (Констеблю.) Трубки не видели?
Констебль. Какая трубка? Из чего?
Одихем. Можжевеловая, мундштук малость пообтерся.
Констебль. Особые приметы есть?
Одихем. Приметы? Тоже выдумал! Татуировка что ли, на левом предплечье? Трубка, и все.
Констебль (достает из кармана трубку). Ваша вещь?
Одихем. Она самая!
Констебль. По правилам, мне следовало бы передать ее в Скотлэнд-Ярд. (Подбрасывает в руке.)
Одихем. Ого! Ну стоит ли вам из-за меня время терять? (Сует ему шиллинг.) Чего уж там…
Констебль (берет шиллинг). Трубка — друг человека.
Одихем (берет трубку). Д-да! И, пожалуй, единственный, другого такого и нет. Огоньку у вас не найдется?
Констебль протягивает ему коробку спичек, Одихем зажигает трубку.
Невеселая у вас служба здесь, с этими трупами-то. Будьте здоровы!
Констебль только успел открыть рот, собираясь что-то сказать, но Одихем уже исчез. Констебль прячет шиллинг, идет в переднюю. Оттуда доносится его голос.
Констебль. Расступитесь, не загромождайте проход. Дорогу присяжным. Сюда, господа. Здесь для вас все приготовлено, чтобы вы могли обсудить ваше решение. Сюда, пожалуйста.
Стоит в дверях и пропускает мимо себя присяжных. Они проходят один за другим; восемь человек, приличные люди, все под впечатлением тяжелого зрелища; на их лицах написано чувство облегчения и вместе с тем сознание своей ответственности. Старшина, ветеринарный фельдшер, держит в руке письмо.
Констебль (входит за ними следом). Все у вас здесь, что вам требуется, господа?
Старшина. Да, спасибо.
Констебль уходит и закрывает за собой двери.
Так вот, значит, мы можем здесь расположиться и подумать.
Четверо присяжных усаживаются на скамью справа, трое — на стулья с левой стороны стола. Старшина садится за стол в дальнем его конце.
Старшина. Ну что ж, господа, я думаю, для вас очевидно, что смерть настигла покойного в понедельник вечером, между восемью и девятью часами, у него дома, в Кенсингтоне?
Все кивают.