Том 15

Мор. Вот что, моя маленькая фея, марш наверх, а то няня поймает тебя на месте преступления. Ну, живо!

Олив. Ой нет, папочка! (Возбужденно и доверчиво.) Ты знаешь, сегодня, наверное, что-то случится!

Мор. Вот тут ты не ошибаешься!

Олив (потянув к себе, заставляет его нагнуться и шепчет). Я должна пробраться назад незамеченной. Ш-ш!.. (Внезапно бежит к окну и закутывается в одну из портьер.)

Входит молодой человек с запиской в руке.

Мор. А, это вы, Стил!

Музыканты опять начинают играть.

Стил. От сэра Джона с нарочным из военного министерства.

Мор (читает записку). «Началось!»

Он стоит задумавшись, с запиской в руке, а Стил с беспокойством глядит ни него. Это смуглый, бледный молодой человек с худым лицом и главами, которые говорят о том, что он способен привязываться к людям и страдать вместе с ними.

Стил. Я рад, что уже началось, сэр. Было бы очень жаль, если бы вы выступили с этой речью.

Мор. И ты, Стил?

Стил. Я хочу сказать, что если война действительно началась…

Мор. Понятно. (Рвет записку.) А об этом помалкивайте.

Стил. Я вам еще нужен?

Мор вынимает из внутреннего кармана бумаги и швыряет их на бюро.

Мор. Ответьте на них.

Стил (идет к бюро). Фезерби был просто омерзителен. (Начинает писать.)

Мор снова охвачен внутренней борьбой.

Ни малейшего представления о том, что существует две стороны вопроса.

Мор бросает на него быстрый взгляд, украдкой подходит к обеденному столу и берет свои заметки. Сунув их под мышку, он возвращается к двери на террасу и там останавливается в нерешительности.

Вот вершина его красноречия (подражая): «Мы должны наконец показать Наглости, что Достоинство не дремлет!»

Мор (выходит на террасу). Какой прелестный тихий вечер!

Стил. Это ответ больничному комитету «Коттедж-Госпитал». Написать, что вы будете у них председательствовать?

Мор. Нет.

Стил пишет. Затем он поднимает глаза и видит, что Мора нет в комнате. Он идет к стеклянной двери, смотрит направо и налево, возвращается к бюро и уже хочет снова сесть, как вдруг новая мысль заставляет его в испуге остановиться. Он снова идет к двери. Затем, схватив шляпу, поспешно выходит через террасу. Когда он скрывается, из передней входит Кэтрин. Выглянув на террасу, она идет к окну; некоторое время стоит там и прислушивается, затем с беспокойством возвращается. Олив, тихонько подкравшись к ней из-за занавески, обнимает ее за талию.

Кэтрин. Ах, доченька! Как ты напугала меня! Что ты тут делаешь, маленькая шалунья!

Олив. Я уже все объяснила папе. Ведь второй раз повторять не нужно, правда?

Кэтрин. Где папа?

Олив. Он ушел.

Кэтрин. Когда?

Олив. Да вот только что, а мистер Стил побежал за ним, как кролик.

Музыка умолкает.

Ну, ясно: им не заплатили.

Кэтрин. А теперь — моментально наверх! Не могу понять, как ты здесь очутилась.

Олив. А я могу. (Заискивающим тоном.) Если ты заплатишь им, мамочка, они наверняка сыграют еще.

Кэтрин. Ну, дай им вот это. Но только еще одну — не больше!

Она дает Олив монету, та бежит с ней к окну; открывает боковое стекло и кричит музыкантам.

Олив. Ловите! И, пожалуйста, сыграйте еще одну песенку! (Возвращается от окна и, видя, что мать погружена в свои мысли, ластится к ней.) У тебя что-нибудь болит?

Кэтрин. У меня все болит, дорогая!

Олив. О!

Музыканты заиграли танец.

О! Мамочка! Я буду танцевать! (Сбрасывает с себя синие туфельки и начинает танцевать и прыгать.)

Хьюберт входит из передней. С минуту он стоит, наблюдает за своей племянницей, а Кэтрин глядит на него.

Хьюберт. Стивен ушел!

Кэтрин. Знаю… Остановись же, Олив!

Олив. А вы умеете так танцевать, дядя?