Как мы теперь знаем, престиж науки растет вместе с расширением сферы ее применения: но по мере того, как увеличивается потребность в коллективном экспериментировании и быстром обмене опытом, она становится значительно менее недоступной для чуждого вмешательства и всяких извращений. Сама не пользуясь силой, она создает ее в огромных количествах. Она произвела полную революцию в военном деле, но не уничтожила войны. Лет сто назад, когда научные исследования были еще делом частным, свободным, наука могла так или иначе существовать на этих началах. Но теперь уже не может. Теперь она существует открыто, доступна всеобщему обозрению, становится все более уязвимой, все коммерсанты в мире стараются заставить ее служить себе и нажиться с ее помощью.
Так что Наука как таковая не только не вступает в сферу управления и общего творческого руководства, но скорее опять возвращается в прежнее полурабское положение. Непрерывность теперешнего научного развития ни в коем случае не может считаться обеспеченной ни извне, ни изнутри. Мы видели, каким нападениям и стремлению прибрать ее к рукам подвергается она извне. А изнутри — специалист, стоящий на одном духовном уровне с древнегреческим рабом, испытывает все большую враждебность к бесцеремонному невежде с деспотическими замашками, который раздражает его широтой своего кругозора. Он рад был бы уничтожить его. Он сопротивляется его назойливому вмешательству в исследовательскую работу. Он ищет защиты у власти. В те дни, когда в Королевском обществе задавали тон свободно мыслящие и свободно выражающие свои мнения джентльмены, двери его были широко открыты для беспокойных идей, но с ростом специализации научный работник нового типа проявляет все большую склонность присваивать и направлять к своей собственной выгоде авторитет, в свое время завоеванный его предшественниками.
Совершенно ясно, что Науку в том виде, как мы ее знаем, облеченную в форму обществ, субсидий, кафедр, почетных наград и званий, музейных коллекций и т. п., легко может подчинить себе — а то и вовсе занять ее место — пародия на науку; и едва ли приходится ожидать от нее многого в смысле свежей и сильной инициативы, которая помогла бы разгадать волнующую современное человечество загадку. Но вопрос примет совершенно другой вид, если мы учтем, что, как я уже указывал, наша так называемая Наука, со своим ворохом «ологий», является лишь первым отпрыском гораздо более обширной системы движущих сил сознания, которая еще остается многоизменчивой, неуловимой в условиях постоянного противодействия и способна вызвать разрушительный процесс в наших шатких, обветшалых учреждениях — процесс, сам собой обнажающий те широкие основания, на которых только и мыслимо произвести переустройство мира. Или, другими словами, можно надеяться, что тот же самый многоизменчивый процесс неповиновения, который освободил Науку; даст нам не дальнейшее расширение Науки и появление новых «ологий», а нечто большее, некое родственное явление — паранауку, то есть новую ступень в освобождении человека, мировом взаимопонимании и мировой революции — зарю Sapiens'а.
Можно думать, что этот новый рывок непокорного Протея будет искать и найдет свои собственные орудия и методы в процессе устранения хаотического мира Homo Тьюлера пробудившейся волей Sapiens'а. Один из первых шагов на этом пути, наметившийся уже сейчас, — это возрождение законности в мировом масштабе. В прошлом юридический аппарат, подобно врачебной практике, был развращен характерным для старого порядка протекционным профессионализмом, но закон — даже дурной, устарелый, косно применяемый — есть орудие свободы. Человек, подчиняющийся закону, огражден им от насилия и произвола. Он заранее отчетливо знает, на что имеет и на что не имеет права, и всюду в мире, где имел место прогресс свободы, этому прогрессу сопутствовало провозглашение и укрепление правопорядка. Даже наш Эдвард-Альберт и его Эванджелина стремились отстоять нечто такое, что они называли своими «правами», и есть все основания видеть обнадеживающее предвестие революции в том факте, что уже теперь создается отчетливая Декларация прав, приветствуемая все большим числом разумных и негодующих людей, но вызывающая активное или пассивное сопротивление всех правительств на свете. Ибо всюду правящие классы и клики знают, какие последствия эта Декларация будет иметь для них. Она явится основным законом объединенного и заново цивилизованного мира, где не будет места их тщеславным претензиям, и, поскольку старый порядок все более и более явственно выливается в форму возмутительного хаоса рабства и отчаяния, станет единственным средством объединения и выходом для бесчисленных взрывов протеста.