Том 14. Таежный тупик

Не упустил возможности автор «Пушкиногорья» поговорить (и бережно сделать запись бесед!) с людьми «дотелевизионного» поколения, говорившими образно, ярко и точно.

О Пушкине они знали от своих предков, и, возможно, не все было ценным в рассказах-легендах. Но послушайте, как говорил один из этих людей, названный в книге «дед Проха» («Умер дед Проха весной 1946 года, когда всем нам было трудно жить»). Вот как дед говорил:

«…У меня в деревне Савкино байня дюже хорошая. Без трубы, одна каменка. Топлю я ее, покуда от ней не пойдет вопль и она не станет сладкая. Тогда я открываю в потолке душник и выпускаю зной, беру веник и иду мыться. Хорошо драть свое естество веником, когда оно еще не умылось. Иногда хожу в байню не один, а два раза. Зайду, попарюсь, обомлею, потом уйду в избу. Ежели воды и тепла много, то обязательно схожу в баньку пострадать еще разок. Не пропадать же такому веселью и прелести. Ежели сам второй раз не схочу идти, гоню жену, а сам иду квас пить. Выпью шесть-семь кружек, успокоюсь — и на печь… От моей байни я имею одну восторженность и сладость во всем теле… Без байни как без порток — тоскливо и простудно!»

А, каково?! Савкино — это деревня, где Пушкин бывал очень часто. Мог он слышать такую вот речь? Несомненно! Вот они, соки, питавшие гения, истоки его народного языка.

Сам автор «Пушкиногорья» тоже принадлежит к поколению «дотелевизионному», и весь язык книги — образец яркой народной речи, точный, благоухающий русский язык, каким сегодня, увы, не пишем.

Интонация книги простая и задушевная.

Мы чувствуем человека, который «с Пушкиным на дружеской ноге» подлинно. Временами автор озорничает, как Пушкин, но всюду мы ощущаем трепетную любовь, понимание и уваженье поэта, чувствуем: друг Пушкина, как добрый Савельич, постоянно с ним рядом, постоянно на страже его немеркнущих мыслей, неувядающих чувств.

Хорошая книга! Как зрелый плод доброго дерева, она полна солнца, всяких полезных для души читающих «витаминов», а урони во взрыхленную почву семечки из плода — непременно будут хорошие всходы.

Давний житель Михайловского, поставив последнюю точку в одном из трудов, созданных в деревеньке, радостно восклицал: «Ай да Пушкин, ай молодец!» Поэту было в тот радостный час двадцать шесть лет. Хранителю его света и очага сегодня в три раза больше. Возрасту свойственна сдержанность. «Слава богу, окончил, успел», — сказал Семен Степанович, отдавая книгу издателям. Сейчас эта книга на пути к читателю. И можно позавидовать всем, кто встретится с ней.

* * *

В нашем издательском деле «Пушкиногорье» — тоже событие. Найдена форма книги, хорошо сочетающая в себе литературу и документы, большие объемы текста и обилие прекрасных цветных фотографий. Этой книгой в «Молодой гвардии» обозначился ряд изданий со словом Отечество на обложке. Нетрудно предвидеть, какой плодотворной может стать эта линия. Воспитание любви к Отечеству, глубокое познание истории и культуры страны, ее природы и священных ее уголков — насущная наша забота. Вслед за книгами ЖЗЛ и «Эврики», сделавших славу издательству, серия «Отечество» может стать магистральным многолетним изданием. Книга Семена Степановича Гейченко о пушкинских родниках — прекрасный образец в начале благородного и благодарного дела.

_{Фото из архива В. Пескова.  3 марта 1982 г.}

Оляпка

(Окно в природу)

Мороз под сорок. Снег сначала по пояс, а в зарослях, к берегу ближе, — по самые плечи. Движенье — со скоростью черепахи. Зато какая награда! На звуки нехитрой песни («Фью-цы-цы, фью-цы-цы!») дойдя до каньона речки Шульган, я вижу птицу, о которой много слышал и много читал, но первый раз встретил.

Оляпка… Птица сидит на покрытом инеем камне у водопада. Брызги воды ледяным бисером оседают вокруг.

То ли по природной привычке, то ли от волненья, что видит рядом с собой человека, оляпка, как заводная игрушка, смешно приседает, сопровождая движения песней.