Том 14. Таежный тупик

На канале таким образом одним выстрелом убили двух зайцев: коренным, эффективным, здоровым способом разрешили проблему очистки вод от растений и сразу в несколько раз повысили их продуктивность. Кто из жителей Каракумов до этого слышал о рыбе? Теперь она стала обычным блюдом. Начался ее промышленный лов. В канале водятся сом, сазан, жерех, усач, плотва, щука, лещ, но чаще всего попадаются рыбакам новоселы — толстолобики и амуры. Рыбакам промысла амуры поначалу задали много хлопот — прыгучая рыба легко уходила из неводов. Но рыбаки приспособились не в воде, а в воздухе подхватывать акробатов.

Возле одной из плотин мы наблюдали эту занятную ловлю. Чернотелый от солнца рыбак садится с сачком у стока в плотине. Возбужденная сильным течением рыба начинает играть, делает «свечи», и тут не зевай подставить сачок.

Все это мне рассказал и показал, пока мы ехали вдоль канала, туркменский ихтиолог Джомарта Самедович Алиев. Это его старанием дальневосточные рыбы прижились в Каракумах.

Переселение животных из одной зоны земли в другую, как показал опыт, дело рискованное, с непредвиденными последствиями. Дальневосточные аборигены — рыба ротан и енотовидная собака, — в разное время привезенные в европейскую зону страны, в одном случае по оплошности, в другом — с сознательной целью, благом не оказались. Что касается растительноядных рыб, то тут дурных побочных явлений как будто не обнаружено. А выгоды, и немалые, налицо. Это действительно тот редкий случай, когда единым выстрелом добыли сразу двух зайцев.

Белый амур, спаситель Каракумского канала, — рыба крупная!

_{Фото автора.13 марта 1983 г.}

Встреча

(Окно в природу)

«Лисы и зайцы только предлог. Просто в лес меня тянет…»

Было чему удивиться: по лесу змеился след одной (!) лыжи.

Любопытства ради я пошел следом и на опушке, близ деревни Щеблыкино, догнал человека с ружьем и с собакой на поводке

— Охотник?

— Зимой охотник. Летом грибник, — приветливо отозвался мужчина, вполне понимая причину расспросов.

— И как же стреляете?

— А вот так… — Один костыль с кружком от лыжной палки в мгновение ока выставлен был вперед для упора, и вслед подброшенной рукавице прогремел выстрел.

Собака радостно сбегала за «добычей». Охотник столь же радостно протянул мне прошитое дробью вещественное доказательство того, что зайцам надо со всей серьезностью относиться к неуклюжей с виду фигуре с ружьишком.

— И давно ли вот так?..

— Охочусь всю жизнь. А вот Джоном Сильвером — десять лет. В 72-м сделался я треногим…

За чаем в деревне Щеблыкино состоялось продолжение разговора, и я узнал: в этом старом домишке ровно шестьдесят лет назад мой знакомый родился. «Я родился охотником, — шумно отхлебывая из кружки чай, говорил Виктор Васильевич. — Десятым сыном был в доме. И с самого детства меня почему-то тянуло в лес. Мальчишкой ловил кротов, лукошками носил ягоды и грибы. Тетерева — поверите ль — токовали прямо за огородом. Зимой бежишь — из-под лыж подымались. С ружьишком я исходил всю округу. И все знал тут не хуже лешего. Завяжите глаза — ощупью проберусь».

В четырнадцать лет Виктор Васильевич Новиков стал пекарем в городе Красноармейске.

«Бывало, после ночного дежурства горячую булку в мешок — и прямиком в лес. И там для меня праздник в погоду и в непогоду, зимою и летом… Вернувшись однажды из леса, узнал: война началась».

Было в том году Виктору Новикову восемнадцать. И попал он во взвод истребителей танков, обучен был метанью гранат и бутылок с горючей смесью. И все шло у него лучше, чем у других, — помогала лесная закалка.

Однако первый же бой на Смоленщине стал для охотника за танками и последним. «Ночью началась заваруха, и попали под минометный обстрел. Смерти не боялся. Не хотелось калекой остаться. И, надо же, так и случилось. Бегу в темноте, «ура!» кричу для ободрения, хотя кричать там было не нужно. И вдруг как палкой вдарили по ноге. Как тащили меня санитары, как приводили в чувство, не помню. В палатке подают мне пол кружки спирта: пей! А я не могу, ни разу не пил. Пей! — говорят, для наркоза…

Очнулся уже в повозке на пути в госпиталь. А в госпитале, как поглядели, говорят, отымать надо. Да, думаю, отохотился и за танками, и за лисами…»

На плите булькает чайник. В углу избы стоят одна широкая лыжа и два костыля с кружками от лыжных палок. У ног рассказчика свернулась клубочком, преданно смотрит собака.

В 41-м году ноги Виктор Новиков не лишился. «Седой, сильно ученый профессор взял меня в руки. И какое-то чудо сделал с размозженной осколком ногой, не стали ее отымать.

Ушел из госпиталя хоть и на костылях, но с двумя ногами. Провожавший профессор сказал: «Нога послужит. Но будь готов — в старости она о себе заявит».