Том 14. Певерил Пик

— Милорд, — ответил Чиффинч, запинаясь. — Моя преданность королю… Мое уважение к вашей светлости…

— Так ты никому этого не говорил? — сурово переспросил герцог.

— Никому, — ответил Чиффинч неуверенно, ибо испугался возрастающей суровости герцога.

— Лжешь, негодяй! — вскричал герцог. — Ты рассказал Кристиану.

— Ваша светлость, — начал Чиффинч, — ваша светлость, извольте вспомнить, что я открыл вам тайну Кристиана о приезде графини Дерби.

— И ты думаешь, что одно предательство окупается другим? Нет. Мне нужно иное возмещение. Если ты сию минуту не откроешь мне истинную причину моего вызова во дворец, я размозжу тебе голову прямо здесь, в карете.

Пока Чиффинч раздумывал, что ему ответить, какой-то человек, который по свету факелов, всегда горевших на каретах, по лакеям, стоявшим на запятках, и слугам, гарцевавшим по бокам экипажа, легко мог узнать, чей это выезд, поравнялся с ними и мощным басом исполнил припев к старинной французской песне о битве при Мариньяно, сочинители которой нарочито подражали смешанному немецко-французскому наречию побежденных швейцарцев:

Tout est verlore
La tintelore!
Tout est verlore
Bei Got![112]

— Меня предали, — сказал герцог, тотчас заметив, что припев, смысл которого заключался в словах «все пропало», был пропет одним из преданных ему людей как намек, что заговор открыт.

Он пытался было выскочить из кареты, однако Чиффинч вежливо, но решительно удержал его.

— Не губите себя, милорд, — почтительно сказал он ему. — Мы окружены солдатами и констеблями; им велено доставить вашу светлость в Уайтхолл и помешать вашему бегству. Таким поступком вы лишь признаете себя виновным, и я настоятельно советую вам отказаться от этого намерения. Король — ваш друг, не будьте врагом себе сами.

— Ты прав, — после минутного размышления мрачно подтвердил герцог. — Для чего мне бежать, когда вся вина моя состоит в том, что я отправил во дворец увеселительный фейерверк вместо музыкального оркестра.

— И карлика, который неожиданно вылез из виолончели…

— И ото моя выдумка, Чиффинч, — ответил герцог, хотя услышал об этом впервые. — Послушай, Чиффинч, ты навсегда обяжешь меня, если позволишь хоть минуту поговорить с Кристианом.

— С Кристианом, милорд? Да где вы его найдете? Притом мы должны ехать прямо во дворец.

— Разумеется, — ответил герцог, — но я думаю, что сумею разыскать его. А ты, Чиффинч, не чиновник, и у тебя нет предписания задержать меня пли помешать мне говорить, с ком я захочу.

— Вы так изобретательны, милорд, — ответил Чиффинч, — и столько раз уже выпутывались из трудных положений, что я никогда не пожелаю по доброй воле причинить вам неприятность.

— Значит, жизнь еще не кончена, — сказал герцог и свистнул.

Из-за оружейной лавки, с которой читатель уже знаком, внезапно появился Кристиан и в одно мгновение очутился возле кареты.

— Ganz ist verloren! [113]— сказал герцог.

— Знаю, — ответил Кристиан, — и все наши святоши разбежались, услышав эту новость. К счастью, полковник и эти негодяи немцы вовремя нас уведомили. Все в порядке. Поезжайте во дворец. Я тотчас последую за вами.

— Ты, Кристиан? Это будет по-дружески, но неблагоразумно.

— Почему? Против меня нет никаких улик, — ответил Кристиан. — Я невинен как новорожденный младенец. И вы тоже, ваша светлость. Против пас есть только одна свидетельница, но я заставлю ее говорить в нашу пользу. Кроме того, если я не приду сам, то за мной тотчас пошлют.

— Наверное, это та самая приятельница, о которой мы с тобой уже говорили?

— И еще поговорим.

— Понимаю, — сказал герцог, — и не хочу более задерживать мистера Чиффинча, ибо это мой провожатый. Итак, Чиффинч, вели трогать. Vogue la galere! [114]— воскликнул он, когда карета тронулась. — Мне случалось видеть и более опасные бури.

— Не мне судить, — заметил Чиффинч. — Ваша светлость — смелый капитан, а Кристиан — лоцман, искусный как сам дьявол, но… Тем не менее я остаюсь другом вашей светлости и буду сердечно рад, если вы выпутаетесь из неприятностей.

— Докажи мне свою дружбу, — сказал герцог. — Открой мне, что ты знаешь об этой приятельнице Кристиана, как он ее называет.

— Я думаю, что это та самая танцовщица, которая была у меня с Эмпсоном в то утро, когда от нас ускользнула мисс Алиса. Но ведь вы ее видели, милорд.

— Я? — спросил герцог. — Когда же?

— С ее помощью Кристиан освободил свою племянницу, когда ему пришлось удовлетворить требования фанатика-шурина и возвратить ему дочь. Кроме того, ему, наверно, захотелось подшутить над вами.

— Я это и подозревал. Я отплачу ему, — сказал герцог. — Дай только разделаться с этой историей. Так, значит, эта маленькая нумидийская колдунья — его приятельница, и они оба решили посмеяться надо мной? Но вот и Уайтхолл. Смотри же, Чиффинч, помни свое слово. А ты, Бакингем, держись!