Том 14. Певерил Пик

— И я не могу отвечать за них, милорд, — с обидой возразил прокурор. — С помощью почтенного мирового судьи Бриджнорта мне удалось бы доказать, что менаду сэром Джефри Певерилом и графиней Дерби, о деяниях и намерениях которой нам достаточно поведал доктор Оутс, существует старинная дружба. Я бы доказал, что Певерил укрыл графиню у себя в замке и оказал вооруженное сопротивление вышеупомянутому судье Бриджнорту, когда тот хотел на законном основании взять графиню под стражу. Более того — я мог бы доказать справедливость всех обвинений против молодого Певерила.

Тут судья засунул большие пальцы обеих рук за пояс, что было излюбленной его привычкой в подобных случаях, и вскричал:

— Мистер прокурор, не говорите мне о том, что вы доказали бы или могли бы доказать! Докажите нам все, что вам угодно, но только при помощи законных свидетелей. Жизнь человеческая не должна зависеть от умения законника красноречиво излагать свои мысли.

— Но и факт существования бесчестного заговора не должен быть замят из-за вашей поспешности, — ответил прокурор. — Я не могу вызвать сюда и мистера Чиффинча, ибо сейчас получил достоверное известие из Уайтхолла, что он занят особым поручением короля.

— Тогда, мистер прокурор, предъявите письма, в доставке которых обвиняется этот молодой человек, — сказал судья.

— Они представлены Тайному совету, милорд.

— Так почему же вы здесь основываете на них свои обвинения? — спросил судья. — Мне кажется, вы смеетесь над судом.

— Раз вам угодно так думать, ваша милость, — ответил прокурор, с раздражением усаживаясь на свое место, — можете вести дело как вам заблагорассудится.

— Если у вас нет более свидетелей, то будьте добры изложить ваши доказательства присяжным, — сказал судья.

— Сделать это не стоит труда, — ответил королевский обвинитель. — Я хорошо вижу, к чему вы клоните.

— Подумайте как следует, — посоветовал Скрогз. — Рассудите сами, ваше обвинение против обоих Певерилов почти не доказано, а обвинение против маленького человечка совершенно не обосновано, за исключением того, что доктор Оутс заявил, будто он в одном случае оказался великаном. Такого чуда и сам папа не сотворит!

Этот выпад, рассмешивший все собрание, глубоко возмутил прокурора.

— Мистер прокурор, — сказал Оутс, всегда вмешивавшийся в дела такого рода, — это означает ясный и полный отказ от обвине-ения и, должен ска-за-ать, просто удушение за-аговора.

— Тогда пусть дьявол, который его породил, и хлопочет о нем! — закричал прокурор и, бросив на пол свою папку с бумагами, вышел из залы суда, словно рассердившись на всех, кто имел отношение к этому процессу.

Судья восстановил тишину — когда прокурор швырнул на пол дело, в зале поднялся громкий ропот — и начал наставлять присяжных, стараясь, как и прежде, казаться беспристрастным к обеим сторонам. Он клялся спасением своей души, что не сомневается в существовании страшного и заслуживающего самого жестокого осуждения заговора папистов, как не сомневается в предательстве Иуды Искариота, и что считает доктора Оутса орудием провидения для спасения Англии от всех несчастий — от убийства его величества и от второй Варфоломеевской ночи на улицах Лондона. Но затем он добавил, что беспристрастность английских законов требует: чем серьезнее преступление, тем неоспоримее должны быть доказательства. Сейчас они рассматривают дело лишь соучастников, ибо возглавляющему их лицу — так он назвал графиню Дерби — еще не предъявлено обвинение и оно находится на свободе. А что касается показаний доктора Оутса о личных делах этой благородной дамы, то ее слова — если она употребила таковые в порыве гнева — о помощи, которой она ожидала в своем изменническом деле от этих Певерилов и от своих родственников или родственников ее сына, из рода Стэнли, могли быть лишь вспышкой женского гнева — dulcis Amaryllidis ira [98], как говорит поэт. Кто знает, не ошибся ли доктор Оутс — будучи джентльменом, обладающим приятной внешностью и веселым нравом, — приняв удар веером по руке за упрек в недостатке мужества в деле католиков, когда, весьма возможно, речь шла о мужестве много порядка, ибо папистки, говорят, очень жестоко испытывают новообращенных и юных кандидатов в орден.