Том 14. Певерил Пик

Герцога Ормонда, известного своими заслугами во время великой гражданской войны, теперь принимали при дворе, как мы уже упоминали, довольно холодно, несмотря на то, что король нередко советовался с ним по важным делам. Теперь Карл тоже попросил его совета, ибо боялся, как бы парламент в религиозном рвении не вздумал захватить в свое распоряжение боевые припасы и оружие. И пока Карл с горечью говорил об этом возможном результате всеобщего недоверия и подозрительности и обсуждал с Ормондом средства воспрепятствовать этому, Бакингем, отстав на несколько шагов, забавлялся старомодным видом и робостью сопровождавшего их старика смотрителя, который оказался тем самым, что отвел Джулиана Певерила к месту его заключения. Герцог с еще большей охотой предался своей склонности к насмешкам, заметив, что старик старается сдерживаться в присутствии короля, но по природе вспыльчив и способен на резкость. Старинное оружие, которым были увешаны стены, дало Бакингему повод к остротам: он требовал, чтобы старик рассказал ему историю различных видов оружия — ибо он достаточно стар, чтобы помнить это, — со времен короля Артура и до нынешних дней и подробности сражений, где оно использовалось. Старик с явным неудовольствием принужден был отвечать на бесконечные вопросы герцога и рассказывать легенды (иногда нелепые), с которыми обычно связывали те или иные реликвии. Он делал это нехотя и говорил таким равнодушным голосом, что совсем не был похож на воинственных чичероне; уж те-то в подобном случае не преминули бы пустить в ход все свое красноречие.

— Знаешь, любезный, — сказал ему наконец герцог, — я начинаю менять свое мнение о тебе. Я думал, что ты был дворцовым стражем еще со времен добродушного короля Генриха, и хотел было расспросить тебя о «Поле Золотого Сукна» да надеялся узнать, какого цвета был бант на груди Анны Болейн, который стоил папе трех королевств. Но я вижу, что ты понятия не имеешь об этих рыцарских и любовных похождениях. Не попал ли ты на теперешнее место из какой-нибудь лавчонки в окрестностях Тауэра и не превратил ли ты свой аршин в эту славную алебарду? Я уверен, ты даже не знаешь, кому принадлежали эти старинные доспехи.

Герцог наугад ткнул в одну кирасу, висевшую среди других, но вычищенную с особенным старанием.

— Кому, как не мне, это знать, — ответил надзиратель резко, и голос его дрогнул, — ибо я знал человека, который носил ее и который в свое время не стерпел бы и половины дерзостей, выслушанных мною сегодня.

Слова и голос старика привлекли внимание короля и герцога Ормонда, стоявших от него в двух шагах. Они оба обернулись к нему, и Карл спросил:

— Что это значит? Разве так отвечают? О ком ты говоришь?

— Я говорил о человеке, который, кем бы он ни был прежде, теперь превратился в ничто, — ответил старик.

— Он, верно, говорит о себе, — подхватил герцог Ормонд, вглядываясь в лицо надзирателя, хотя тот упорно старался отвернуться. — Уверен, что его лицо мне знакомо. Не вас ли я вижу, мой старый друг, майор Коулби?..

— Я желал бы, чтобы ваша светлость обладали худшей памятью, — сказал старик, густо краснея и опуская глаза.

Король был потрясен.

— Боже мой! — воскликнул он. — Отважный майор Коулби, который присоединился к нам в Уоррингтоне с четырьмя сыновьями и ста пятьюдесятью воинами! И это все, что мы сделали для нашего старого вустерского друга?

На глазах старика выступили слезы, и он сказал прерывающимся голосом:

— Не беспокойтесь, государь. Здесь мое место — старый солдат ржавеет среди старого оружия. Найдутся десятки старых кавалеров, которые более меня достойны сожаления. Мне очень жаль, что ваше величество узнали об этом и это вас огорчило.

Пока старик говорил, Карл, доброе сердце которого искупало все его недостатки, взял из его рук алебарду и, передавая ее Бакингему, сказал:

— То, к чему прикасался Коулби, не обесчестит ни вашей, ни моей руки. Вы перед ним виноваты. Было время, когда и за меньшее оскорбление вам бы не сносить головы.

Герцог низко поклонился, но покраснел с досады и не преминул воспользоваться первым же случаем, чтобы освободиться от алебарды, бросив ее в кучу оружия. Королю, вероятно, не понравилось бы такое пренебрежение. но он ничего не заметил, ибо все его внимание было поглощено почтенным ветераном. Он заставил его опереться на свою руку и сам довел старика до скамьи, не позволяя никому другому помочь ему.

— Отдохни здесь, мой храбрый старый друг. И если ты останешься в этом платье хоть час, то Карл Стюарт, должно быть, очень беден. Ты побледнел, любезный Коулби, а ведь еще минуту назад лицо твое горело. Забудь слова Бакингема; на его безумные выходки никто не обращает внимания. Ты все больше бледнеешь. Успокойся, ты слишком взволнован нашей встречей. Сиди… Не вставай… Не благодари меня. Я приказываю тебе сидеть, пока я обойду эти помещения.