На сегодняшнем этапе развития мы склонны считать имманентной чертой Всего Сущего эдакую его «неограниченную продолжимость», эдакий его «инфинитезимально-лабиринтный» характер. Однако принять это допущение как эвристический тезис, относящийся к бытию, довольно рискованно. Слишком уж коротко историческое развитие человека, чтобы подобные тезисы можно было высказывать в качестве «абсолютных истин». Быть может, познание очень большого числа фактов и связей между ними приведет к своеобразным «высям познания», после чего число вопросов, не имеющих ответа, начнет уменьшаться (в противоположность тому, что до этого момента оно беспрерывно увеличивалось). Собственно, нет никакой практической разницы между киинтильоном и бесконечностью для человека, который умеет считать лишь до ста. Так вот, человек как исследователь Вселенной и является, скорее всего, существом, только-только научившимся производить арифметические действия, но отнюдь не математиком, который свободно играет с бесконечностью. Добавим еще, что «окончательную» формулу строения Космоса (если таковая существует) можно познать, дойдя до «гносеологической кульминации», как мы об этом только что говорили.
Постоянный и непрерывный приток вопросов, напротив, не предопределяет решения этой проблемы, ибо может оказаться, что лишь цивилизации, насчитывающие более чем, скажем, сто миллионов лет непрерывного развития, достигают «высей познания». И по этой причине всякие допущения на сей предмет, высказанные в более раннюю эпоху, безосновательны...
II. Лотерейно-статистический подход к проблемам техногенеза находится в согласии с установившейся ныне модой применять теорию игр (созданную в ее основах Джоном фон Нейманом) к различным общественным проблемам. Впрочем, я и сам несколько раз обращался в этой книге к подобным моделям.
Другое дело, что реальная сложность проблемы не позволяет замкнуться в вероятностных схемах. Как я упоминал на стр. 394, там, где имеются системы с высокой степенью организации, даже весьма малые структурные изменения могут вызвать значительный эффект. Сюда к тому же присоединяется вопрос об «усилении». Можно говорить как о «пространственном усилении» (по образцу, например, рычага, который, «усиливая» малое перемещение, делает его большим), так и об «усилении во времени», пример которого дает, скажем, эмбриональное развитие. До сегодняшнего дня не существует ничего похожего на топологическую социологию, которая изучала бы связь действий личности с общественной структурой, понимаемой топологически. Некоторые из этих структур и могут проявлять эффект «усиления», иначе говоря, благоприятствовать распространению в обществе поступка или мысли отдельной личности, причем этот процесс может иногда обретать даже характер лавины (явлениями подобного рода, которые наблюдаются в очень сложных системах, таких, как общество или мозг, а в случае этого последнего — в виде, например, эпилепсии, кибернетика лишь начинает интересоваться). Напротив, в других структурах индивидуальные действия могут «затухать». Я коснулся этой проблемы в моих «Диалогах».
Разумеется, свобода действий зависит в данной общественной структуре от места, которое в ней занимает индивидуум (у монарха больше степеней свободы, чем у раба). Это различие, пожалуй, тривиально, ибо оно не вносит ничего нового в анализ динамики данного строя: напротив, различные структуры в различной мере поддерживают или гасят индивидуальные начинания (например, исследовательскую мысль). Эта задача лежит, собственно, на стыке социологии, психосоциологии, теории информации и кибернетики. Существенные успехи в этой области пока еще впереди. Вероятностная модель, которую предлагает Леви-Строс, ошибочна, если ее трактовать буквально. Ее ценность состоит в том, что она постулирует введение объективных методов в историю науки и технологии. Раньше в этих областях имел хождение скорее «гуманитарный» способ трактовки тех или иных проблем. Выдержанный в таком стиле, в процессе истории человеческий дух, одерживая победы и терпя поражения, научился наконец читать в великой Книге Природы и т.п.
Леви-Строс безусловно прав, когда он подчеркивает значимость «информационной гибридизации», то есть межкультурного обмена духовными благами. Уединенная культура — это одиночный игрок, склонный обращаться к определенной стратегии.
Стратегия обогащается (то есть происходит обмен опытом) только при возникновении коалиции, объединяющей различные культуры. Это значительно увеличивает шансы на «технологический выигрыш». Процитирую Леви-Строса: «Шансы на то, что культура соберет в единое целое сложный ансамбль различных изобретений, называемый нами цивилизацией, зависят от числа и разнообразия культур, с которыми чаще всего невольно рассматриваемая культура сотрудничает в разработке общей стратегии.
Итак, число и разнообразие...»[279]