Читаем Том 13 полностью

Марьембург только pro forma {для вида, формально. Ред.} потребовал, чтобы ему была оказана честь начать осадные работы и посылки единственного 24-фунтового ядра, и сдался 28 июля. Филипвиль выдержал двое суток осадных работ и несколько часов обстрела. Рокруа сдался через 26 часов после начала траншейных работ и двух часов бомбардировки. Только Мезьер держался 18 суток после начала осадных работ. Какое-то капитуляционное безумие царило среди комендантов крепостей, которое не многим уступало настроению, обнаружившемуся в Пруссии после сражения под Йеной; и если ссылаются на то, что в 1815 г. все эти крепости были в упадке, со слабыми гарнизонами и плохо вооружены, то нельзя все же забывать, что, за несколькими исключениями, эти крепости не могут не находиться постоянно в запущенном состоянии. Тройной пояс Вобана ныне потерял всякое значение, он является безусловно вредным для Франции. Ни одна из крепостей к западу от Мааса сама по себе не прикрывает какого бы то ни было участка территории, и мы нигде не можем найти четырех или пяти крепостей, образующих вместе группу, внутри которой армия нашла бы прикрытие и в то же время сохраняла способность маневрировать. Причина этого заключается в том, что ни одна из крепостей не лежит на большой реке. Реки Лис, Шельда и Самбра приобретают значение с военной точки зрения лишь в пределах Бельгии; поэтому влияние этих крепостей, лежащих разбросанно в открытой местности, не распространяется за пределы их пушечных выстрелов. За исключением нескольких больших укрепленных баз на границе, которые могут быть использованы при наступлении на Бельгию, и некоторых пунктов на Маасе и Мозеле, имеющих стратегическое значение, все остальные крепости и форты на северной французской границе служат только к бесполезнейшему распылению вооруженных сил. Всякое правительство, которое срыло бы их, оказало бы Франции услугу. По что сказало бы на это традиционное французское суеверие?

Таким образом, северная граница Франции в высшей степени неблагоприятна для обороны; в действительности ее невозможно защищать, и вобановский пояс крепостей, вместо того, чтобы укрепить ее, служит ныне лишь признанием и памятником ее слабости.

Подобно тому, как теоретики «среднеевропейской великой державы» ищут в Италии, точно так же и французы ищут по ту сторону своей северной границы речной рубеж, который обеспечил бы им хорошую оборонительную позицию. О какой же реке может идти речь?

Первая линия, на которой может остановиться внимание, это линия нижней Шельды и Дили, продолженная до впадения Самбры в Маас. Эта линия прирезала бы к Франции лучшую половину Бельгии. Она включила бы почти все знаменитые бельгийские поля сражения между французами и немцами — Ауденард, Жемап, Флёрюс, Линьи, Ватерлоо[133]. Однако и эта линия еще не образует оборонительной линии, она оставляет между Шельдой и Маасом крупную брешь, через которую неприятель может беспрепятственно вторгнуться.

Вторым рубежом явился бы сам Маас. Но если бы Франция владела левым берегом Мааса, то все-таки ее положение не было бы столь благоприятно, как положение Германии, если бы последняя владела в Италии только линией Эча. Линия Эча дает довольно полную округленность границ, тогда как Маас делает это очень несовершенно. Если бы Маас протекал от Намюра прямо на Антверпен, то он образовал бы значительно лучшую пограничную линию. Вместо этого Маас от Намюра сворачивает на северо-восток и только за Венло течет большой дугой к Северному морю.

Вся территория к северу от Намюра между Маасом и морем в случае войны была бы прикрыта только своими крепостями; поэтому враг, переправившись через Маас, всегда нашел бы французскую армию на равнине Южного Брабанта, между тем как французское наступление на немецкий левый берег Рейна наткнулось бы сразу на сильный рубеж Рейна, а именно прямо на кёльнский укрепленный лагерь. Входящий угол, образуемый течением Мааса между Седаном и Люттихом, также содействует ослаблению этой линии, несмотря на то, что этот угол заполнен Арденнами. Таким образом, линия Мааса дает французам в одном месте слишком много, в другом же слишком мало для хорошей обороны границ. Поэтому мы пойдем дальше.

Поставим снова на карте одну из ножек нашего циркуля на Париж и радиусом Париж — Лион опишем дугу от Базеля до Северного моря. Мы найдем, что течение Рейна от Базеля до его устья следует с удивительной точностью по этой дуге. Все главные пункты на Рейне, с точностью до нескольких миль, находятся на равном расстоянии от Парижа. В этом и заключается подлинное реальное основание французских притязаний на рейнскую границу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология