Такая война неизбежно является последней картой Луи-Наполеона. Он ставит на нее все, и как опытный игрок очень хорошо знает, какие грозные силы противостоят ему. Он знает, что с каким бы таинственным видом он ни хранил молчание, всему миру известно, и было известно с первых дней его властвования, что представляет собой эта последняя карта. Наполеон знает, что своей маской сфинкса ему никого не удастся ввести в заблуждение на этот счет. Он знает, что ни одна европейская держава не потерпела бы такого расширения французской территории и что на дружбу России можно положиться почти так же, как и на его собственные клятвы. Для такого человека, как он, который так развил девиз Людовика XV «Apres moi le deluge»
Но в то же время он отнюдь не является хозяином положения: необходимость может заставить его пустить в ход главный козырь раньше, чем ему хотелось бы. По крайней мере за последние три месяца вооружение Франции ведется в колоссальных масштабах. После того, как значительное число старых солдат было уволено в отпуск, в 1858 г. были призваны полностью 100000 человек рекрутов по сравнению с 60000 обычного ежегодного набора мирного времени. Кипучая работа всех арсеналов и военных заводов еще три месяца назад убедила весь высший командный состав в том, что идут приготовления к серьезной кампании. А теперь мы узнаем, что государственные литейные заводы получили заказ на изготовление 75 батарей или 450 орудий новой системы Луи-Наполеона (легкие 12-фунтовые пушки); что осуществлено дальнейшее усовершенствование ружейной пули (предложенное Неслером, официальным преемником Минье); что численность егерских батальонов увеличена с 400 до 700, а численность батальонов линейных полков с 900 или 1000 до 1300 человек, путем перевода из учебно-запасных частей (которые комплектуются из рекрутов) около 60000 человек; что в Тулоне накапливаются военные материалы и что предполагается организовать два лагеря, местонахождение которых еще не известно. Однако их расположение нетрудно угадать: один будет около Лиона, или южнее, близ Тулона, а другой у Меца в качестве обсервационной армии против Пруссии и Германского союза[69]. Все это неизбежно разжигает до предела воинственные настроения в армии; и на войну рассчитывают с такой уверенностью, что офицеры больше не заказывают штатской одежды, полагая, что в течение некоторого времени им придется носить только форму.
В то время как во Франции дела обстоят таким образом, в Пьемонте король еще перед рождеством объявил своим генералам о том, чтобы они были наготове, так как возможно еще до весны им придется понюхать пороха. Речь, которой он открыл недавно заседание палаты, настолько изобиловала высокопарными фразами об итальянском патриотизме и намеками на несправедливость австрийского владычества, что напрашивается вывод: либо он решительно намерен воевать, либо он готов примириться с тем, что весь мир назовет его круглым дураком. В Ломбардии, в Риме, в герцогствах наблюдаются волнения, с которыми можно сравнить только волнения, предшествовавшие взрыву 1848 года; население, по-видимому, оказывает иностранным войскам открытое неповиновение и стремится только к одному: продемонстрировать свое крайнее презрение к существующей власти и свою полную уверенность в том, что через несколько месяцев австрийцам придется покинуть Италию. В ответ на все это Австрия преспокойно усиливает свою армию в Ломбардии. Эта армия состояла из трех армейских корпусов — 5-го, 7-го и 8-го, насчитывающих всего около 100000 человек. Как я уже отмечал в предыдущей статье, к ним на подкрепление идет 3-й корпус. Сообщают, что шесть полков пехоты (30 батальонов), четыре батальона тирольских стрелков, два кавалерийских полка, шесть батарей, весь штаб и инженерный обоз 3-го армейского корпуса находятся в пути, или уже прибыли в Ломбардию. Тем самым численность армии увеличивается до 130000 или 140000 человек. Занимая позиции между Адидже и Минчо, эти силы смогут выдержать натиск по крайней мере вдвое превосходящих сил противника.