Том 12. Стихотворения

Джерси, 7 — 13 января 1853

Книга третья «СЕМЬЯ УКРЕПЛЕНА»

I АПОФЕОЗ

Размыслим!.. Для ума мы пользу обретаем

В подобных зрелищах… Он был лишь попугаем,

Кто имя славное себе насестом взял.

Он, обнищалый принц, свой старый фрак трепал:

Ведь Реставрация отобрала прибытки.

Коль ни сантима нет, займет пять франков прыткий.

А дальше — путь простой: мазурик франкам вслед

Умеет банковый себе добыть билет,

Где штамп Гара. Восторг!.. Ему кредитку дали —

Он вспрыгнет на мильон лихим сальто-мортале.

А миллион проест — в мильярд вонзит клыки:

Начав с гроша, дойти до слитков — пустяки!

А там — пиры, дворцы и всё для пышной жизни;

И в руки власть берет, и грудь грызет отчизне,

И в государственных мужах гуляет вор…

И что ж? Украл он? — Фи!.. Он создал заговор!

Устроил он резню, прекрасное злодейство,

К присяге приведя все высшее судейство.

Рыча, захлопнулась пучина. Под землей

Вмиг Революция исчезла, за собой

Оставя серный дух. Ромье на люк железный

Свой направляет перст, пища: «Страшитесь бездны!»

Тут — «виват, Маскариль!»; тут — барабанный гром!

Рабочие, давно запуганы бичом,

В предместьях заперты, как негры по лачугам.

«Указы» на Париж слетают друг за другом,

Как снег; на Сене — лед, как будто на Неве.

Хозяин упоен; забот ему — лишь две:

Префектов усладить, внушить надежды мэрам.

Украшен Декабрем и освящен Брюмером,

В карете ездит он, ловя порой букет,

И тысячи шпиков орут ему привет.

В Лувр императором затем он входит — в гриме

Наполеона; он, меж тиграми другими,

Себе в истории взял Борджа образцом

И призрак Медичи зазвал в свой пышный дом.

Порою, пурпур сняв, без орденов дурацких,

К бассейну он идет в простых штанах казацких,

Чтоб рыбкам накрошить с улыбкой их обед —

Тот хлеб, которого у тысяч ссыльных нет.

В казармах он — божок; ему кадят с амвона;

Европа ниц лежит, страшась такого трона.

С поддержкой митр и шпаг он любит править… Что ж!

Трон — трехступенчатый: обман, резня, грабеж.

О мрамор Пароса, Каррары, Пентелики!

О древние вожди республик, сонм великий!

О вы, диктаторы, пред кем склонялся Рим!

Давайте на судьбу-шалунью поглядим.

Вот — на фронтоне встать — божок всползает новый;

Смотри, народ! Вглядись, история, сурово!

Пока терзают нас, поверивших в закон, —

Над фризом, где Перикл и рядом Сципион,

Где вьется рой Побед и корчатся химеры,

Где цезарей везут покорные пантеры,

Одетых пурпуром, под лаврами венцов,

Средь бронзовых волчиц и золотых орлов,

Как новая звезда в кругу планет подвластных,

Средь императоров, как столпники бесстрастных.

Где взорам Августа — Траяна светит лик,

В лазури девственной торжественно возник,

На пропилеях став, на вечных пантеонах,

Лихой Робер Макер в дырявых панталонах!

Джерси, декабрь 1852

II ЕМУ СМЕШНО

«Виктор Гюго издал в Брюсселе книгу «Наполеон Малый», содержащую самые постыдные нападки на принца-президента. Рассказывают, что на прошлой неделе книжонка была доставлена в Сен-Клу. Луи-Наполеон взял ее в руки, секунду смотрел на нее с презрительной улыбкой и, показав памфлет окружающим, сказал: «Вот, господа, Наполеон Малый, созданный Гюго Великим».

(«Журнал Елисейского дворца», август 1852.)

Не смехом кончишь ты, а исступленным воем,
Преступник, негодяй, хотевший стать героем!
Хоть гнусный свой триумф и вздумал ты справлять.
Ты у меня в руках. Прими на лоб печать!
Ты стал посмешищем, добычей грязи, пыли.
Когда тебя к столбу позора пригвоздили,
Когда ошейник сжал тебя до хрипоты
И от одежд одни остались лоскуты,
Когда История клеймит тебя, злодея.
Еще смеешься ты, час от часу наглея?
Ну что ж! Ты в ярости утопишь гнев потом.
Щипцы раскалены. Я жгу тебя живьем!

Джерси, август 1852

III БАСНЯ ИЛИ БЫЛЬ?