Том 12. Письма 1842-1845

Я получил ваше милое письмо и уже несколько раз прочел его. Я уже было соскучился, не имея[1653] от вас никакого известия, и неделю тому назад послал форменный запрос вам.[1654] Теперь я утешен.[1655] Но письмо Ольги Семеновны, посланное, как вы говорите, за три дня до вашего, <не дошло до меня>. Все ваши известия мне равно любопытны, и всё до последнего слова читал я с наслаждением. Впечатленье Мерт<вых> душ именно почти то, как я подозревал.[1656] Толки неопределенны,[1657] и притом поспешность прочесть и ненасыщенная пустота после прочтенья. Плоскость жизни, и горько и мелочно сквозящая сквозь всё, одно оставляет только в светском читателе,[1658] который схватил[1659] было в руки бедную мою книгу как увлекательный <роман>[1660] с тем, чтобы насладиться и как до сего увлечься, и опустил потом руки утомленный. Утешительное из нее может выступить только после и[1661] только тому, кто захочет понимать. Бог одарил меня проницательностью, и я уже[1662] видел в то время, когда читал вам,[1663] в какой мере <на> каждого из вас произвела впечатление. Но все толки и мнения мне важны, потому что в ней есть много недостатков. Многие я уже вижу. Первые впечатления равно важны, так же как и вторые и третьи. Блажен тот, кто не пренебрегает ничьими замечаньями, но всё обращает в свою пользу. В замечаниях какого-то С. В. П-ва — я по именам нетвердо знаю моих знакомых и потому не зная приятеля иного г. П. подумал[1664] чуть не о Перевощикове,[1665] но кто бы он ни был — в замечаньях его есть справедливое: <что> употребление руссицизмов вставочное, не выливается из места, есть справедливость.[1666] Потом <что> сальности как будто нарочно помещаются[1667] автором. Это имеет тоже основание, и признаюсь,[1668] некоторые из того, что называют в свете сальностью, я нарочно вклеил в минуту негодованья на тех, <которые> слова сальные считают неприличными, а сальные поступки ничуть. Словом, в этих замечаниях слышно чутье. Вот как может быть тонко простое чутье. Ваши впечатления мне было приятно слышать, тем [более, что] они благоприятны.[1669] Но они[1670] были <бы> мне всё так же приятны, если бы и не были в пользу меня, они бы в последнем[1671] случае были приятны, потому что были <бы> на пользу. Теперь о впечатлениях собственно ваших. Но я их почти знал прежде. Бог одарил меня проницательностью, и я прочел[1672] на лице вашем во время чтения[1673] почти всё, что мне было нужно. Я не рассердился на вас за неоткровенность, за то, что вы не сказали мне прямо в глаза, какого сорта [были] впечатленья. Я знал, что у всякого человека есть внутренняя нежная застенчивость, воспрещающая ему сделать замечание насчет того, что по мнению <его касается> слишком чувствительных[1674] струн, что может оскорбить самолюбие, и самая искренняя дружба не может совершенно изгладить этой застенчивости. Я знаю, что много еще протечет времени, пока узнают меня,[1675] пока узнают, что мне всё, что имеют в душе, можно говорить, что чем чувствительнее струны, которые раздражаются при малейшем прикосновении, что это доставляет радость душе моей.[1676] Иногда бывает[1677] даже у многих людей страх компрометировать[1678] себя, показать себя не понявшим,[1679] а иногда и невинное желанье показаться на один вершок умнее, чем есть. Но как жестоко и жалко[1680] они обманываются,[1681] как они становятся через то ниже себя.[1682] Но в чем здесь опасность? Человек должен помогать друг другу.[1683] В душе человека есть столько прекрасного, что он никогда не должен стыдиться обнаружить ее. Вопрос, погибающий в душе, есть преступление.[1684]