Том 12

Канцлер почтителен. Он и король сидят за столом. Их лица освещены лампами. Лица и руки отчетливо видны. Даже теперь эти две фигуры не заполняют собою кадр. Над ними большое пространство; эти два человека находятся во власти каких-то высших сил. Но они ярко освещены и видны четко, в фокусе. Задний план расплывчат, огромен и мрачен; парапет лоджии и колонны совершенно черные. Камера то наплывает на короля и канцлера, то удаляется от них по мере необходимости, но фигуры их по-прежнему невелики.

«Не сплю ли я?

Это похоже на спектакль… или на сон.

Неужели ВСЕ короли живут так, словно они на сцене или во сне?»

Канцлер что-то отвечает. (Титра нет.)

Лицо Пауля освещено. Он испытующе смотрит на канцлера. Потом говорит:

«Вы служили королю Клаверии целых полвека. Вы знали моего отца. Я король всего полдня.

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким. Могу ли я рассчитывать на вас?»

Канцлер встает и протестующе жестикулирует. Пауль делает знак, чтобы он снова сел.

«Могу ли я рассчитывать на вас как на человека?»

Канцлер колеблется — ему хочется выразить свои чувства, но этикет сковывает его. Пауль протягивает через стол руку. Канцлер сжимает ее и не отпускает несколько секунд.

«Я любил вашего отца, ваше величество, и вы очень, очень похожи на него».

Пауль поворачивается лицом к зрителям и говорит. Задний план постепенно темнеет и в конце концов становится темно-серым, обрамленным совершенно черными колоннами лоджии.

«Я думал, что я унаследовал королевство. А я, кажется, унаследовал войну. Ведь здесь все клонится к войне?»

Канцлер раздумывает. На темно-сером фоне появляется еще более темный силуэт стоящего на задних лапах геральдического клаверийского леопарда. Он чернеет, становится отчетливее. Зверь кажется гигантским, он словно собирается растоптать двоих, сидящих внизу.

Затем все на том же фоне появляются белые титры. Они вспыхивают и гаснут, а леопард становится еще более темным.

«Традиционная политика Клаверии требует экспансии на восток.

Новая Агравийская республика была отторгнута от нас и легла поперек нашего пути».

Пауль кладет руку на руку канцлера.

«Канцлер, вы хотите войны?»

Канцлер делает энергичный отрицательный жест.

«Ваше величество, я ненавижу войну».

Жест Пауля говорит: «И я». Оба молчат. Черный леопард исчезает, и на экране уже более крупным планом два человека с серьезными лицами.

«Канцлер, а вы не заинтересованы в том, чтобы какая-нибудь большая американская или европейская группа, возглавляемая англичанами, контролировала месторождения калькомита в Агравии?»

Жест Хагена: «Нисколько не заинтересован».

«Я настоящий король или шахматная фигура?»

Рядом с ним появляется шахматный король.

«Канцлер, кто-то играет не только нами, но и англичанами и американцами. Одна из пешек натравливает игроков друг на друга. Так бывает с живыми шахматами».

Разговор принимает новый оборот. На заднем плане, который до сих пор был темно-серым, теперь медленно проступает вид ночного Клавополиса, становясь все более четким по ходу разговора.

Теперь особенно важно выражение лиц, и они показываются крупным планом. Пауль задает все более острые вопросы.

«Патриоты, газеты, почти все чиновники подняли огромный шум в связи с убийством короля. Сегодня была не коронация, а скорее демонстрации против Агравии».

Подняв палец, канцлер что-то серьезно говорит. Разговор продолжается довольно долго. Канцлер высказывает главную мысль:

«Если народ не рассержен, он может отказаться воевать».

Пауль соглашается с этим. Положив руку на стол, он продолжает:

«А теперь очень важный вопрос. Канцлер, вы уверены, что это преступление действительно замыслили в Агравии?»

Канцлер задумывается.

«Уверен… если только его не замыслили в какой-нибудь более крупной стране».

Зелинка говорит, но его слова не появляются на экране: «Как вы можете так думать о современных государственных деятелях?»

Канцлер жестом отвечает: «Дело сложное. Возможно, это случилось против их воли».

Зелинка качает головой.

«Ни американцы, ни англичане не могли так поступить. В этом замешан кто-то еще, более примитивный».

Канцлер всегда был уверен, что может объяснить, в чем тут дело. Теперь ему приходит в голову решающий довод.

«На осколках бомбы, которые мы нашли, было клеймо агравийского арсенала!»

Пауль улыбается и кивает.

«Какие простачки эти агравийцы, не правда ли?»

Канцлер понимает, что хочет сказать король. Ну и дураком же он был. Он с нетерпением ждет, что еще скажет Пауль. Пауль глубоко задумывается, потом поворачивается к канцлеру.

«Я хотел бы знать еще кое-что… очень хотел бы знать.

Почему мой двоюродный брат Михель не был убит вместе с королем и наследным принцем?

Почему его вообще не было в соборе, когда взорвалась бомба?»

Король и канцлер испытующе смотрят друг на друга. Канцлер быстро понимает, что хочет сказать король, что кроется за его словами.

Король встает. Канцлер тоже. Секунду они внимательно смотрят друг другу в глаза.