Том 11

Покусывая костяшки пальцев, он остановился перед галереей — своего рода пират девятнадцатого века, — и я недоумевал, что ему здесь надо. Говорят, можно отличить уроженца Кента от уроженца Сомерсетшира; и уж, конечно, нетрудно узнать йоркширца; так вот, этот парень мог быть только человеком из Девона, он принадлежал к одному из двух самых распространенных типов этого графства. Он свистнул, и тут же из дома появилась Пейшнс в платье цвета герани — и сама, словно вытянувшийся мак, — вспомните, как мак чуть склоняет свою головку и как гнется от ветра его стебель… Вся она, словно мак среди людей, ее пушистые темные волосы напоминают черную, матовую сердцевину мака; она такая же недотрога, и есть в ней та же дразнящая привлекательность, что и в маке, нечто роковое или, скорее, отмеченное роком. Она было направилась к этому человеку, но тут вдруг увидела меня и замерла на месте.

— Это Зэхери Пирс, — сказала она мне. — А это, — сказала она ему, — наш жилец.

Она сказала это удивительно мягко и в то же время со злостью. Она хотела задеть меня, и ей это удалось. Полчаса спустя, когда я был на скотном дворе, туда зашел этот самый Пирс.

— Рад был с вами познакомиться, — сказал он, задумчиво оглядывая свиней. — Ведь вы писатель, правда?

— Да, как будто, — ответил я.

— Если случайно вы ищете материал, я бы мог вам кое-что показать, предложил он вдруг. — Спустимтесь со мной на берег, и я все расскажу; мой тендер стоит на якоре, небольшое, но самое быстроходное судно для этих краев.

Было очень жарко, и мне вовсе не хотелось спускаться на берег, но я все же пошел. Не успели мы сделать несколько шагов, как на тропинке появились Джон Форд и Дэн Треффри. Наш друг, казалось, чуть смутился, но быстро овладел собой. Встреча произошла на середине тропы, где разойтись можно было с трудом. Джон Форд, державшийся очень надменно, надел пенсне и уставился на Пирса.

— Добрый день! — сказал Пирс. — Хороша погодка! Я заходил, чтобы пригласить Пейшнс покататься. Пожалуй, поедем в среду, если день будет погожий; этот господин едет с нами. Может, и вы присоединитесь, мистер Треффри? Вы никогда у меня не бывали. Я угощу вас завтраком и познакомлю с моим отцом. Он стоит того, чтобы совершить двухчасовое плавание.

Это было сказано так странно, что невозможно было возмутиться его дерзостью. Джон Форд чуть не задохнулся, и казалось, вот-вот взорвется; но он поглядел на меня и сдержался.

— Вы очень любезны, — произнес он холодно, — но у моей внучки есть другие дела. А вы, господа, поступайте, как знаете. — И, едва поклонившись, он тяжело зашагал по направлению к дому.

Мы с Дэном переглянулись.

— Поедете? — с тоской спросил Пирс.

Дэн пробормотал:

— Благодарю вас, мистер Пирс; я лучше себя чувствую в седле, чем в лодке, однако благодарю. — Припертый к стенке, он оказался осторожным и покладистым.

Пирс благодарно улыбнулся.

— Так, значит, в среду, в десять. Не пожалеете.

Я услышал, как он буркнул себе в бороду: «Настырный тип!» — и снова зашагал по тропинке рядом с Пирсом. Я задал ему вопрос, как это он осмелился сказать, что я еду, не спросив даже моего согласия. Он без смущения ответил:

— Видите ли, мы со стариком не в ладах, но я знал, что по отношению к вам он не будет невежлив, поэтому и взял на себя такую смелость.

У него был настоящий талант обращать ваш гнев в любопытство. Мы уже опустились на дно лощины; начинался отлив — вода отступала, увлекая за собой мелкую мокрую гальку, шлифуя подводные скалы. В море на расстоянии четверти мили от берега, покачиваясь на волнах, стоял тендер с приспущенным рыжеватым парусом. Солнце рождало самую причудливую игру красок на розовых скалах и разбрасывало по всей поверхности моря блестящие пятна, похожие на стремительные стаи золотых рыбок. Пирс спустился в свой ялик и посмотрел на воду из-под руки. Казалось, он весь во власти восхищения.

— Вот бы наловить сетью этих блесток, — сказал он, — да превратить их в золото! Тогда можно и работу побоку. В серьезное дело я впутался, продолжал он немного погодя. — В среду расскажу вам о нем. Мне нужен журналист.

— Но я не пишу для газет, — сказал я, — Я занимаюсь другим. Мой конек археология.

— Неважно, — возразил он, — чем больше воображения, тем лучше. Для вас это будет чертовски полезно.

Его уверенность была поразительна, но уже давно настал час ужина, голод заглушил мое любопытство, и я откланялся. Оглянувшись, я увидел, что он все на том же месте, стоит в своем ялике и смотрит на море. Очень странный малый, но чем-то привлекательный.

В тот вечер о нем не было сказано ни слова, и только старый Форд, бросив долгий взгляд на Пейшнс, пробормотал как бы между прочим: «Неблагодарные дети!» Она была смирной, как никогда; спокойно прислушивалась к нашему разговору и улыбалась, если обращались к ней. Когда настала пора идти спать, она сама подошла к деду, не дожидаясь его обычного зова: «Подойди и поцелуй меня, дитя».