Том 11

— Твоего папу, дитя? Этот твой папа?

— Ну конечно мой папа, он всегда был моим папой. Разве бы я дала кому-нибудь другому красивый красный кружок? Конечно только папе, ведь я его так люблю!

Страшное душевное смятенье отразилось на лице лорд-протектора. Он сказал:

— Помоги мне, боже правый! Силою сатанинской хитрости совершил я самый жестокий поступок, когда-либо совершенный человеком. И уже ничем не могу я помочь, ничем! Что делать мне?

Огорченная девочка воскликнула в нетерпении:

— Но ведь вы можете приказать им отпустить папу! — Она зарыдала. — Ну велите же им! Сами вы мне сказали, что я могу приказывать, и вот в первый же раз вы не слушаетесь.

Суровое, грубо высеченное лицо озарилось нежностью. Лорд-протектор опустил руку на голову маленького тирана и сказал:

— Благодарение всевышнему за то, что я дал тогда это необдуманное обещание. И тебя, несравненное дитя, которому сам господь внушил напомнить мне об этом забытом мною обещании, — благодарю! Офицер, повинуйтесь ей. Это я приказываю вам устами этого ребенка. Узник помилован, освободите его!

ДВЕ МАЛЕНЬКИЕ ИСТОРИИ

Рассказ первый: О ЧЕЛОВЕКЕ, У КОТОРОГО БЫЛО ДЕЛО К ГЕНЕРАЛ-ДИРЕКТОРУ

Не так давно, в феврале текущего 1900 года, зашел как-то под вечер проведать меня здесь, в Лондоне, один мой приятель. Оба мы уже в том возрасте, когда люди, убивая время в досужей болтовне, склонны рассуждать не столько о приятностях жизни, сколько о ее тяготах. Вскоре мой приятель стал бранить Военное министерство. Оказалось, что у него есть друг, придумавший кое-что весьма нужное для солдат в Южной Африке, а именно — легкие, очень дешевые и прочные башмаки, которые не промокают и не расползаются от дождя. Изобретатель хотел, чтобы ими заинтересовалось правительство, но он был человек безвестный и не понимал, что высокопоставленные чиновники не обратят на его предложение никакого внимания.

Это доказывает, что он осел… такой же, как и все мы, — прервал я своего приятеля. — Продолжайте.

— Почему вы так думаете? По-моему, он говорит правду.

— По-моему, он лжет. Продолжайте.

— А я вам докажу, что он…

— Ничего вы мне не докажете. Я очень стар и очень мудр. И не надо со мной спорить. Это непочтительно и дерзко. Продолжайте!

— Что ж, прекрасно. Но вы сейчас убедитесь сама. Мое имя достаточно известно, однако даже я не смог поговорить о деле моего друга с генерал-директором Сапожно-кожевенного управления.

— Еще одна ложь. Прошу вас, продолжайте.

— Но даю вам честное слово, что я потерпел неудачу.

— О, разумеется! Это я и без вас знал. Можно было этого и не говорить.

— Тогда в чем же ложь?

— В вашем утверждении, что вы не могли обратить внимание генерал-директора на предложение вашего друга. Это ложь, потому что вы, безусловно, могли это сделать.

— Не мог, уверяю вас. За три месяца мне не удалось этого добиться.

— Еще бы! Разумеется! В этом я и не сомневался. Но вы могли сразу же его заинтересовать, если бы взялись за дело как надо. Точно так же мог это сделать сам изобретатель.

— Я и сделал как надо.

— Нет, не сделали.

— Кто вам сказал? Вы же не знаете никаких подробностей!

— Не знаю. Но я убежден, что вы взялись за дело по-дурацки.

— Да как вы можете судить, если вы не знаете, какой путь я избрал?

— По результатам. Результат — наилучшее доказательство. Вы взялись за дело по-идиотски. Я очень стар и очень му…

— Да, да, я знаю. Но, может быть, вы разрешите мне рассказать, как я действовал? Я думаю, это поможет нам установить — по-идиотски я взялся за дело или нет.

— Это уже установлено. Но продолжайте, раз уж вам так не терпится разоблачить себя. Я очень ста…

— Конечно, конечно. Итак, я написал генерал-директору Сапожно-кожевенного управления вежливое письмо и объяснил…

— Вы с ним знакомы?

— Нет.

— Одно очко в мою пользу. Начали вы преглупо. Продолжайте.

— В письме я указал на огромное значение и выгодность изобретения и предложил…

— Зайти и поговорить с ним? Я так и знал. Вы проиграли два очка. Я оч…

— Он не отвечал целых три дня.

— Еще бы! Дальше.

— Затем он прислал мне три строчки, в которых холодно благодарил за хлопоты и…

— Ничего не предлагал.

— Вот именно. Ничего не предлагал. Тогда я написал ему более подробно и…

— Три очка!

— …и не получил ответа. В конце недели я послал еще одно письмо, где довольно резко просил ответить мне на предыдущее.

Четыре! Продолжайте.

— Пришел ответ, мне сообщили, что мое предыдущее письмо не получено, и просили прислать копию. Я навел справки на почте и выяснил, что письмо получено, однако все же отослал копию. Прошло две недели, ответа не было. К тому времени я настолько поостыл, что снова мог писать вежливые письма. Я предложил ему принять меня на следующий день, добавив, что если не получу ответа, то буду считать его молчание знаком согласия.

— Пять очков!

— Я пришел ровно в двенадцать. Меня попросили подождать в приемной. Я просидел до половины второго и ушел, пристыженный и злой. Переждав еще неделю, чтобы остыть, я написал новое письмо, в котором просил принять меня на следующий день в полдень.